Представляю себе все это несколько иначе:
Когда воспринимающий субъект разовьет свое восприятие до такой степени, что ему станет доступным и понятным язык музыки, то такой слушатель будет стремиться слушать музыку, которая будет созвучна его мыслям, чувствам, мечтам, стремлениям, настроению, окружающей обстановке, и т.д. Такие чувства и мысли могут быть как мимолетными, так и быть внутренним эмоциональным фоном человека, часто сопровождающим его, могут иметь разную "глубину". Но в любом случае эмоциональное восприятие будет субъективным, а не объективным. Что же касается абсолюта, то это совсем рафинированная метафизика, и к сфере чувственного может иметь только поэтическое отношение.
Исполнитель музыки, который не может не быть ее интерпретатором, при попытке выражения содержания музыки, будет опираться на преломление музыки через свой внутренний мир, а также свое текущее состояние души. Ну и Господь всегда в помощь. Иногда исполнитель не вполне осознанно способен открывать иные миры и глубины в музыке, обнаруживая это только потом. Казалось бы, незначительное изменение темпов и интонаций превращает вроде бы знакомую музыку в нечто иное, и это способно вызывать удивление и восторг. В исполнении музыки еще меньше объективного, чем в ее восприятии.
Когда, после талантливых исполнений любимой музыки, я сталкивался с ее посредственным исполнением, меня всегда поражало, как можно прекрасную музыку превратить в какую-то тоскливую серятину, при том, что как бы и техническое мастерство имеется, и вроде-бы старается человек, и некоторое прочувствование музыки явно есть.
Кстати о Бахе (старшем): гениальные его исполнения, по крайней мере, инструментальной музыки, отличает от посредственных совсем малоуловимые, эфемерные нюансы. Но без них полифония превращается в нагромождение звуков. В качестве вопиющего примера - его BWV1001-1006. Их и технически мало кто может исполнить, не говоря уже о том, чтобы красиво интерпретировать.Мне известно только одно, по-настоящему гармоничное (но не самое выразительное) записанное исполнение - Томасом Цетмайером (Thomas Zehetmair).