Наши статьи

[Дадд]

Олимпийцы ссорятся 

[Штальбург]

4 минуты назад, Пешеход сказал:

А мне нравится Шостакович Мравинского - вот что тут поделаешь?

Вот если бы так изначально написал, то я бы никогда не написал то, что написал...

[Lmak]

43 минуты назад, Штальбург сказал:

Чаво??? Боже мой, на сундуке много веток, ну не заходите Вы сюда.. Ветка авторская. Чего Вы сюда лезете? Я пишу не для Вас. Эта ветка не для Вас! Пройдите мимо и все. Вы пришли сюда ссориться. Не надо! Живите своей жизнью, без меня. 

Где Вы увидели мое желание «ссориться»? Я даже не спорил. Лишь выразил легкие сомнения…

Вы не указали, а я не предполагал, что это ветка-монолог, не предусматривающая обратного отклика. Но… ветка, безусловно, Ваша… Как будет угодно… Покидаю.

[Пешеход]

1 минуту назад, Штальбург сказал:

Вот если бы так изначально написал, то я бы никогда не написал то, что написал...

А вот тут ты врёшь! 

[Дадд]

2 минуты назад, Штальбург сказал:

написал

А мы никому не скажем 

[Штальбург]

1 минуту назад, Lmak сказал:

Лишь выразил легкие сомнения…

Какому Шостаковичу я мщу? Что за ахинею Вы пишите?

[ishiwata san]

14 минут назад, Sonar сказал:

Если бы мы все, по договоренности и честно, прослушали одно-два-три исполнения ...

Например, я сегодня послушал, причём очень внимательно и с огромным удовольствием четыре диска.  

Потом немного стараюсь о прослушанном писАть.  

В тоже время, знаю тут одного нашего форумчанина, так он классическую музыку часами напролёт слушает и получает огромное от этого удовольствие, отсюда у него совсем не остаётся времени на форумную переписку.  

 

 

[ishiwata san]

Получил сегодня новое пополнение фонотеки ! 

На этот раз коллекционная мега-коробочка Выдающегося  австрийского  дирижёра Карла Бёма ! 
 

Женя, с какой записи порекомендуете начать прослушивание, Моцарт, Бетховен, Брамс ... ?  

 

 

 

[Штальбург]

Поскольку среди участников форума очень много любителей фортепиано, захотелось написать несколько постов о том, в чем состоит сущность фортепианной техники. Они, может быть, несколько специальные и выходят за пределы понятий «нравится- не нравится». Но, может быть, кому-то будут и интересны…

Самый важный принцип фортепианной техники — это расслабление, падение рук под собственной тяжестью (так называемое свободное падение), когда не нужно прикладывать усилия, чтобы их удерживать. Называется игра с расслабленным весом рук. 

Не жесткое поднятие пальцев (так называемый «петушиный шаг»), а игра от плеча, полное расслабление мышц и суставов. Даже скорость игры есть продукт мышечного расслабления, так называемой колеблющейся руки, которая совершает наиболее экономичные движения. 

Есть правило в фортепианной технике: тот, кто может отпустить, тот в любой момент может удержать, то есть зафиксировать. Фиксация практически означает: установить руку, кисть, пальцы в жесткую позу, с определенной целью, в определенной части клавиатуры. Например, в особенно тонком пассаже легато или портато. 

Другими словами, вес руки придает тону полноту, слитность и объем, а фиксация (или атака) - мощь, ритм, пружинистость. И качество игры пианиста зависит от его способности расслаблять руки. И при этом расслаблять их нужно именно там, где необходимо. Особое качество тембра большого пианиста связано с его способностью достигать контролируемого расслабления. Пианист даже когда в быту что-нибудь несет, то он это опускает сильно вниз, невольно, в силу привычки к расслаблению. Вот кстати причина, почему усталые руки пианиста играют лучше. Кажется, например, утром на свежую голову пианист встаёт, и должен играть лучше всего. Не тут-то было! Никакого удовольствия от игры… А вот работает он с инструментом 5-6 часов, потом приходит домой, ужинает и вечером садится за инструмент. И это у него самый лучший момент. Из-за усталости он позволяет повиснуть своим рукам под собственной тяжестью и такая игра приносит максимум удовольствия. Перед концертом или записью Рихтер занимался по нескольку часов, а Гульд окунал руки в ведро с теплой водой. Это, кончено же, не значит, что другие механические движения не нужны. И пальцевые упражнения и гаммы, арпеджио - все это важно. Но в основе техники игры пианиста — это расслабленность и экономия движений. Поэтому техника и виртуозность — это разные вещи. Виртуозность — это просто механика игры (ей научить не так уж и сложно, китайцы тому пример), а техника — это аппликатура, фразировка, динамика, агогика, время, ритм и т.д. Поэтому пианист может быть виртуозен, но не техничен! Многие музыканты, когда их называют виртуозами, считают это оскорблением в свой адрес. 

Та вот, Лист, например, как говорят, играл с длинными вытянутыми пальцами и пассивным падением кисти, а не с изогнутыми, высоко поднятыми, жесткими, ударными пальцами и активным перенапряжением кисти. Наоборот, он как бы вытряхивал кисти из рук, с легким, свободным замахом. Он избегал любого трения в суставах, любого сковывания мышц. Кстати, так же играл Горовиц. Посмотрите любой ролик Горовица и поймете, о чем идет речь. И я уверен, что Листа и можно играть только так. Почему Горовиц его и играл едва ли не лучше всех. Как и Скрябина, кстати. Точно такими же руками играл Рубинштейн Шопена с его тяжелыми кистями, так же играл Рихтер, Гульд. Для меня большое наслаждение, когда я наблюдаю именно руки этих великих стариков, потому что понимаю, из каких технических навыков возникало их величие. 

Если пианист сидит слишком жестко; его плечо жесткое, локоть жесткий, запястье слишком твердое, даже его натренированная (может почти до совершенства) «высокая рука» жесткая, шея скована, то он ничего толкового не сыграет. Я вижу это у многих южно-азиатских пианистов и пианисток. Я вижу как они от напряжения задерживают дыхание в сложных пассажах, а это очень серьезно влияет на тон. Они все - виртуозны, но - не техничны! И когда серьезные педагоги это видят, то у пианиста руку начинают раскачивать, кисть посылают в свободное плавание и говорят: «отпусти», «пусть рука летит», «качай», «катись», «свободно, свободно», «не дави» и т.д. Вот чтобы было понятно.. Именно эта фортепианная техника очень серьезно отличает азиатского исполнителя от европейского. Правда, там есть, конечно же, исключения. Спорить не буду.

Полное использование массивного веса руки (который различается по количеству и качеству у каждого человека) в сочетании с упругим мышечным напряжением всего физического аппарата, приведенного в движение (плечо, верхняя и передняя части руки, кисть, пальцы), составляет фундаментальные элементы фортепианной техники. Но! Необходимым условием ее применения является мысленное управление тяжелой, свободно колеблющейся рукой.

[Штальбург]

Вот посмотрите ютюб ролик. 

https://www.youtube.com/watch?v=raUugUoxTjQ

12-ый этюд Скрябина. Очень сложный, как и все у него. Здесь идеальная картина баланса этой расслабленной руки и упругого движения. Вот это и есть шедевр техники гениального пианиста! Какой тон, объем звука, удар, ритм, динамика, агогика…И опять дерижирование правой. Вы можете вслед за этим послушать Мацуева, Луганского, Ашкенази (в меньшей степени), кого угодно в этом этюде… Это все -виртуозы. Но! Но у всех напряжение в каждой ноте, нет полета бабочки, как у Горовица…Образ крошится, в нем просто - зерно. Это как если бы сравнивать цифровой и аналоговый звук.  А у Горовица единый целостный художественный образ как будто пролетает жизнь за 2 минуты на одном дыхании и наворачиваются слезы… Это и есть разница между виртуозностью и техникой! Богатый звук у Горовица просто зависает в воздухе. Фантастика! 

Послушайте еще Шуберта…Как же он фиксирует и расслабляет руку… Но тут еще много чего, потом напишу.. Я не понимаю…Запредельное что-то.

https://www.youtube.com/watch?v=FxhbAGwEYGQ

[Штальбург]

6 минут назад, ishiwata san сказал:

Женя, ваш ник прямо интрига  для Дадда.

Юра, я больше на все это не реагирую, мне интересны разговоры о музыке..

[Штальбург]

Прочитал книжку Норберта Элиаса «Моцарт. К социологии одного гения» - Новое литературное обозрение, 2022 год. Очень ждал ее и она меня разочаровала. Элиас - гигант социологии. Давайте какие-то свои конспекты опубликую.

 

Почему в Италии и Германии было создано значительно больше музыки, чем в Англии и Франции? Потому что в Англии и Франции все главные музыкальные должности придворного музыканта были связаны с Парижем и Лондоном. Существовал централизованный единый двор. В Англии и Франции в ХVIII веке производилось очень мало музыки. В этих странах не было соперничавших дворов. Поэтому если у музыканта возникал конфликт с двором, то альтернативы у него не было. В Германии и Италии было десятки дворов, конкурирующих друг с другом. Вакансий для музыкантов было намного больше. Когда Бах рассорился со своим покровителем герцогом Веймарским и тот посадил его в тюрьму, он не сильно переживал, потому что у него была уже договоренность с другим двором. Моцарт, к примеру, жил именно в такой ситуации. Родившись раньше Бетховена всего на 15 лет, он не мог позволить себе роль «свободного художника», чего хотел всю жизнь. Бетховен уже был таковым и писал: «Со мной больше не торгуются - я говорю и мне платят». Если бы Моцарт прожил дольше, то был бы в том же положении.  

[Штальбург]

Классическая музыка - это и высокое и низкое. Таким был Моцарт. Конспектирую Элиаса - гаганта немецкой социологии

Моцарт всегда говорил то, что думал. Он не был светским человеком. Он хотел быть грубым, анальные метафоры были его любимым тропом. Например, Моцарт в письме к отцу дает постскриптум для изготовления мишеней для стрельбы из арбалета: «На мишенях, если не поздно, прошу изобразить следующее. Маленький человечек со светлыми волосами стоит нагнувшись и показывает голую задницу. Его рот извлекает слова: Приятного приятель аппетита. Потом надо изобразить другого человечка, в сапогах, со шпорами и в красном платье. Он представлен в такой позе будто лижет задницу другого. Из его рта идут слова: Как вкусно, нет, вы только посмотрите. 

Вот так и прошу сделать».  Копрофильские фантазии и он пишет это отцу!

Среди самых близких знакомых Моцартов была подруга жены по имени Розали Жюли. Это была дочь придворного кондитера князя-архиепископа. И она пишет на именины Моцарта:

Вольфганг, друг дорогой, 

Сегодня день ангела твой, 

К нему я желаю тебе, 

Милейший мой бебебе, 

Всего, сколько будет желательно,

И сколько иметь обязательно:

Чтоб счастлив ты был постоянно, 

Чтоб не жрали тебя тараканы;

Удача, что тут постоянно

К тебе лишь жопой стояла, 

В далеких краях пусть к тебе

Благосклонна будет вдвойне.

Желаю тебе всей душой,

Иначе не быть мне живой.

А если бы только могла, 

Не желала бы, а дала. 

Скажи мамаше своей,

Со всем уважением к ней, 

Что я ее обожаю

И чаще видеть желаю.

Пусть дружбу со мной не забудет,

Пока в жопе щель у ней будет.

Друзья мои, будьте здоровы

И веселы, и притом

Устраивайте снова и снова

Дуэты свои с пердежом.

                     Розали Жюли

[Штальбург]

Второй пост по технике игры на фортепиано… Не знаю, кто его осилит, но все же…Русская фортепианная школа….Горовиц… Что это такое? Это очень отличается от немецкой школы и французской. И почему я все время выкладываю Горовица. Нет пианиста, который бы лучше представлял суть русской фортепианной школы. При легко согнутых руках он без усилий опирается на клавиши. Он как всадник сидит на коне и уступает движениям рук, насколько всадник уступает движениям коня. Локти у него с клавишами на одном уровне. Посмотрите, он не поднимает плечи. Он понимает до миллиметра как сесть перед роялем. Чуть ниже сел и по правилам рычага — это требует большего напряжения. И когда он играет сильные аккорды, ему надо поднимать плечи. Сравните Горовица в этом отношении с любым. И еще, ухо должен соблазнять глаз, поэтому изящество исполнение — это главный принцип русской фортепианной школы. Если вы думаете, что аристократическая рука с тонкими пальцами, ухоженными ногтями как у этих силиконовых девок — это важный фактор игры? Нет. Тщательно натренированная рука у пианиста должна быть широкой, гибкой в запястье, мускулистой, с широкими кончиками пальцев. Рубинштейн Антон который, говорил, что у него не руки, а лапы. И его мясистые кончики пальцев и определяли, по манию современников, великолепный тон его игры. 

Причем, что самое интересное он играл не точно, потому была настолько толстая и пухлая рука, что ему часто было трудно не взять две ноты одновременно. Но идеальное, полное движение руки он взял у Листа и его игра очаровывала. 

Ногти тоже должны быть короткими, так как пружинистая подушечка пальца дает более мягкий тон. Запястье нужно держать немного ниже костяшек, а пальцы так изогнуты, чтобы их кончики вертикально ложились на клавиши, которых касаются только кончики пальцев. Большой палец является единственным исключением, так как он ударяет по клавише не кончиком, а краем. Посмотрите на ролик Гровица. При игре мелодии или для сильных акцентов по черным клавишам ударяют не округлыми, а вытянутыми пальцами. Таким образом, пальцы касаются более широкой поверхности клавиш и меньше соскальзывают. И это дает приятный тон. Когда палец поднимается от клавиши, он не должен менять свою форму, а оставаться изогнутым. Сгибание поднятого пальца внутрь или вытягивание его жестко и прямо, является пустой тратой сил в ущерб тембру и скорости. Опять смотрите Горовица! Он ударяет по клавише именно кончиком пальца, потому что так можно получить полный, сильный тон. Вообще, игра и прямыми и плоскими пальцами — это и есть русская школа. Что такое техника? И опять Горовиц. 

Если не требуется особого эффекта грубости, аккорд никогда не должен готовиться в жесткой позиции, потому что тогда звук становится жестким и деревянным. Аккорд должен быть, так сказать, спрятан в закрытой руке, которая открывается, падая сверху на нужную позицию, как раз в момент удара по клавиатуре. Это означает, что аккорд должен быть готов в мыслях играющего еще до того, как рука откроется. В этом секрет несравненной красоты звучания Горовица.

Это очень важно. Для русской школы существует акцент на том, чтобы продумать настроение пальцев и рук. Красивый певческий тон должен быть сначала мысленно задуман. Затем богатство и певучесть тона в значительной степени зависят от площади поверхности клавиши, покрытой хорошо амортизированной частью пальца, и от естественной "пружины", которая сопровождает свободное запястье. Так можно достичь настоящего певческого штриха легато. Горовиц уже в 28 лет говорил, что "с того момента, когда чувствуешь, что палец должен петь, он становится сильным".

Именно удар губителен для тембра. Фортепиано — это не печатная машинка, по которой нужно стучать. Скорее представьте, что вы действительно играете на струнах, звоня по ним мягкими молоточками, покрытыми войлоком, а не твердыми металлическими стержнями. Когда палец касается поверхности клавиши, возникает ощущение, что он захватывает клавишу, а не ударяет по ней. Здесь есть огромная разница в ощущениях. Всегда нужно чувствовать, что вы держите клавишу, а не просто наносите по ней удар. Те, кто играет на фортепиано так, как будто бьют по столу, никогда не поймут принципа хорошего тона. Посмотрите как Горовиц ласкает клавишу. Он это делает вытянутыми плоскими пальцами и получает мягкий тон.

Опять же, когда рука опускается, большая поверхность кончика пальца, насколько это возможно, задействует клавишу; а запястье настолько свободно, что обычно опускается ниже уровня клавиатуры. Тональность возникает при движении руки вниз. Если бы можно было сделать одну из преувеличенно медленных фотографий этого прикосновения, то не было бы ни одной точки, ни одного места, ни одного движения, где бы движение, казалось, остановилось на пути вниз. Если бы такое место было, то получился бы удар. 

Но при этом руки должны быть твердыми, иначе не будет ни силы, ни точности, ни контроля. Также должна быть упругость пальцев, иначе не будет точности, а значит, и хорошего тембра. Тогда, вы можете спросить, где должно быть расслабление и работа с весом руки? В основном в запястье и руке, хотя секрет ее использования и применения заключается в том, чтобы использовать ее в правильном месте, а не в других местах, где она будет препятствовать производству твердого, эластичного, живого тона. Такой тон не может быть получен дряблыми, расслабленными пальцами. Мы должны иметь упругость и расслабленность одновременно, но не в одном и том же месте. В пальцах, как правило, должно быть сопротивление, независимо от того, насколько свободны запястья и руки.

Это кажущееся противоречие является одной из самых трудных особенностей фортепианной технике. Без веса тон звучит сухо и тонко. Как голос без резонанса имеет малую несущую силу, так и прикосновение без веса не имеет качества тона. Поэтому научиться градуировать использование веса и приспосабливать его к различным эффектам как пианиссимо, так и фортиссимо — это очень большая работа. Никто не может точно сказать пианисту, как это сделать. Это его опыт и бесконечная практика. 

В общем, устал я писать, друзья…. Делаем два вывода: я - большой фанат Горовица. 

Кстати, вот как он говорил: "Не обязательно повторять произведение до конца. Произведение можно репетировать 100 раз, а когда исполняется на сцене, оно может звучать просто как репетиция в 101-й раз - оно не становится свежее. В своей работе я играю новое сочинение до конца, чтобы получить общее представление о его смысле и структуре. Затем я не играю его до конца, пока оно не будет готово к публичному исполнению". Прежде чем пьеса будет готова, Горовиц работает над разделами, отрывками, деталями: "Сегодня одно движение, завтра другое". Он выступает за тяжелый, сосредоточенный труд, но никогда не механический. Это и есть русская школа. Так учил Игумнов, например.  

Вывод 2: есть только одна хорошая техника, независимо от того, едете ли вы на велосипеде, плаваете или занимаетесь чем-либо еще, — это достижение максимального результата при минимальных усилиях. Это относится ко всем видам физической активности. В игре на фортепиано это точно также. 

[Sonar]

1 час назад, Штальбург сказал:

я - большой фанат Горовица. 

Мы уже поняли.

Я вот хотел поделиться видео, для тех кто не видел. Мне кажется оно должно быть малоизвестно. Мне кажется в контексте предыдущего сообщения о технике, да и вообще, это будет уместно и скорее всего интересно.  

ы. Как он (на 16-й мин) точно охарактеризовал Юдину. 

 

 

 

[Штальбург]

48 минут назад, Sonar сказал:

Как он (на 16-й мин) точно охарактеризовал Юдину. 

Да, наверное, в умении передавать детали контрапункта ее можно сопоставить с Гульдом. Читал ее интеревью в книге "Музыка и музыканты Лениграда", 70-х годов издания. "Мысли о музыкальном исполнении" статья называлась. Хотел ее найти в интернете, но не смог. Если найдете, обязательно прочитайте. 

[RT9540]

1 hour ago, Штальбург said:

Да, наверное, в умении передавать детали контрапункта ее можно сопоставить с Гульдом. Читал ее интеревью в книге "Музыка и музыканты Лениграда", 70-х годов издания. "Мысли о музыкальном исполнении" статья называлась. Хотел ее найти в интернете, но не смог. Если найдете, обязательно прочитайте. 

Ну в свободном доступе похоже что нет. Но фрагмент за деньги можно заказать.
https://search.rsl.ru/ru/record/01007385528
И вроде можно купить в хорошем состоянии.
https://www.alib.ru/5_muzyka_i_zhiznnmn_muzyka_i_muzykanty_leningrada_w1t26f85ce6bcf34ecee91d1474bd6a553005.html

[Дадд]

4 часа назад, Штальбург сказал:

Без веса тон звучит сухо и тонко

А как же Трифонов? 

[Штальбург]

1 час назад, Дадд сказал:

А как же Трифонов?

У Трифонова большие руки и длинные пальцы, он играет под тяжестью руки. Он виртуоз. Кстати, даже где-то близок Горовицу, может ближе, чем кто-либо. Мне он нравится. 

[Штальбург]

Поговорим о французской школе…Здесь конечно классиком был Дебюсси, который говорил, что аккорды нужно играть так как будто клавиши притягиваются к кончикам пальцев и притягиваются к руке как к магниту. Звук нужно чувствовать кончиками пальцев. Он ласкал клавиши, нежно потирая их косым движением вниз, но не надавливая по прямой линии. Французская техника - пальцевая и кистевая. Она восходит к утонченности клавесинного прикосновения Куперена и Рамо. Никакого копания в клавиатуре как у немцев. Прикосновение было чувствительным, оно оставалось близко к клавишам и не топило их глубоко. Оно также было беглым, ловким, безупречным, как утонченная гравюра. Поэтому тон, скорее всего, был неглубокий, бледный, прозрачный. За этим стоял невозмутимый эмоциональный дух, высоко ценивший такие эстетические достоинства, как элегантные, просчитанные пропорции и тонкая фразировка. Дебюсси скользил по клавиатуре с необыкновенной мягкостью. На мягком динамической уровне работал. Он играл почти всегда в полутонах, но с полным и интенсивным звучанием без резкости в атаке. Масштаб его нюансов простирался от пианиссимо до форте, никогда не достигая неумеренности в звучании и никогда не теряя тонкости гармоний. Бавуазе - отличный пример того, о чем сказал. 

 

 

[Штальбург]

Читаю книгу Чемберджи, Валентина. «О Рихтере его словами». Блестящая книга вышла в 2021

Слова Рихтера:

"– Вот говорят, что Горовиц – лучший пианист в мире. А ведь у него нет ни одной программы Баха. Как может быть пианист без Баха…"

Коммент: Ох, Святослав Теодорыч, дорогой, ну сколько было выдающихся пианистов без программы Баха…

«Какие теперь стали пианисты! Все играют Брамса, Вариации, обе тетради… Вы слышали, как играет их Микеланджели?

– Нет…

– Наверное, хорошо. Но для меня неубедительно, незахватывающе»

Коммент: А вот это, Святослав Теодорович, - в точку!

- Двадцать восьмая соната – самая лучшая у Бетховена. А Седьмая! Особенно эта тема в трио (напел ее). Но они обе очень трудные. Опасные. Шестая соната прекрасная… А Четвертая! Там есть медленная часть – кто-то сказал про нее: эта часть доказывает, что есть Бог. Не помню кто.

Коммент: Ох же, Святослав Теодорович, да я просто у Ваших ног!

Опять Рихтер: 

Брамс выше, чем Лист, но Лист не ниже. Такой вот парадокс. Шопен же выше обоих и часто даже Шумана. Все-таки, Шопен – это что-то невероятное. Ни с кем нельзя сравнить. Это сплошное вдохновение. Ничего от головы, все от сердца. Ни у кого такого нет, ни у Брамса, ни у Вагнера даже. Хотя у Вагнера… Есть. Но многое все же рассчитано. Пусть. Ничего плохого в этом нет. Но у Шопена! Там вдохновение, одно вдохновение. Как-то Генрих Густавович спросил одного пианиста: «Кто вам больше правится, Шопен или Брамс?

– Ну, конечно, Брамс.

Генрих Густавович (отворачиваясь): – Ну все понятно». (Шопен принадлежит к трем самым любимым композиторам Рихтера: Шопен, Вагнер, Дебюсси.)

«Глазунов – превосходный композитор. Первая часть фортепианного концерта – это круг настроений, связанный с Анной и Вронским. У Глазунова замечательные прелюдии и фуги, – я их все собираюсь сыграть.»

Коммент: Во! Во!

«Святослав Теофилович очень высоко отозвался о Четвертой, Пятой, Седьмой и Восьмой симфониях Глазунова. Очень любит обе симфонии Калинникова. Потрясающим назвал «Азраэль» – произведение Йозефа Сука.

– Это симфония в пяти частях. Сук был женат на дочери Дворжака. Когда умер Дворжак, Сук написал три части, а когда умерла его жена – еще две. Это сочинение сравнимо с Шестыми симфониями Мясковского, Малера и даже Чайковского. Изумительно дирижировал «Азраэлем» Вацлав Талих.»

Коммент: Много интересного!

И мой пока самый любимый и прикольный сюжет:

«Бернстайна я люблю. Но иногда он становится жертвой своего темперамента. Помню, как мы с ним играли в Нью-Йорке Первый концерт Чайковского, который я считаю скорее симфонией, чем концертом. И мне кажется, в финале надо играть коду достаточно сдержанно и постепенно приводить к кульминации, которая тогда становится грандиозной. Но Бернстайн так увлекся, что стал играть страшно быстро, тогда и я 

«ынужден был играть быстро, он еще быстрее, я еще быстрее, и к концу мы дошли до того, что у него деревянные разошлись с медными. Поразительно, что, когда его спросили, как ему игралось со мной, Бернстайн сказал, что вообще потрясающе, но что я чересчур нервный. А? Это я нервный! Я был абсолютно холоден. Но у меня не было выхода. Критика была тоже интересная. Писали, что русский пианист со своей славянской душой играл чересчур быстро, но и Бернстайн оказался ненамного лучше него и более тридцати процентов времени просто провисел в воздухе…

В США есть три прекрасные вещи: картинные галереи, оркестры и коктейли.»

Буду делиться и дальше....

 

 

 

 

[Штальбург]

О Малере и Брукнере

«– Я очень люблю и Малера, и Брукнера. Малер – изумительный, но им не всегда можно «питаться». В первый раз он производит громадное впечатление, но на второй раз, при повторе, впечатление иногда снижается; может быть, он слишком много философствует, слишком углубляется в интеллектуальные поиски, и это ему мешает, у него порой не настоящая, «изобретенная» свежесть. Брукнер же отличается настоящей свежестью, – в нем есть наивность, искренность, даже неуклюжесть, но в этом и прелесть. Он идет от позднего Бетховена и Шуберта. Рихарду Штраусу по сравнению с Малером все давалось легко, а Малеру, – с кровью. Но я их всех люблю».

 

[Штальбург]

«– Мне надо заниматься. Чем дальше, тем больше надо заниматься… Рахманинов тоже постоянно мучился от необходимости много заниматься и еще переживал, что занятия лишают его возможности сочинять… Вы знаете, какое у него лучшее сочинение? Изумительное! Опера «Франческа да Римини»! Вы слышали? Не-ет?! Ну это же настоящий шедевр! Лучшие сочинения у него – это Второй концерт, Третий концерт, Этюды-картины, Прелюдии, «Алеко»… еще «Вокализ»… «Полишинель» – в нем есть что-то демоническое – тоже хорошее сочинение… Много… У Рахманинова есть «но»! Он не создал оригинального стиля инструментовки, нет почерка в инструментовке, – она эклектична. Рахманинов – фортепианный композитор. И фортепианные его концерты прекрасны, потому что в них присутствует рояль, в операх же и симфониях немножко ощущается этот недостаток… Рахманинов считал Метнера гораздо выше себя. Но у Метнера не вдохновение, а феноменальная композиторская техника. Мне кажется, он мог бы написать три «Сонаты – воспоминания» в разных вариантах…»

Прим. Это точно я писал в одном из постов....

[Штальбург]

О Стравинском

«– Я отношусь положительно ко всему творчеству Стравинского. Не только к ранним сочинениям. Вот, например, «Движения», которые я играл на «Декабрьских вечерах» с Юрием Николаевским… Я отношусь к Стравинскому более чем положительно. Может быть, он даже самый… самый большой. Фигура вроде Пикассо. Если говорить о XX веке, имея в виду то новое, что он принес с собой, Стравинский, может быть, самый великий. Он более единственный.

Я знаю, почему он такой большой. В нем сидит какая-то гениальная объективность. Люблю я Прокофьева и Шостаковича, может быть, даже больше, чем Стравинского, но это мои субъективные чувства. Ведь «Царь Эдип» и «Симфония псалмов» – на самой вершине искусства. Ему свойственны немногословность, краткость. «Весна священная» – грандиозное сочинение. А Концерт для двух фортепиано? Абсолютное чудо. Как ни крутите, такого нет ни у Шостаковича, ни у Прокофьева. Это сочинение такой высоты, как греческий Пестум, пусть хоть одна его колонна. Архитектурный ансамбль. Это не очень человечно, это искусство. Может быть, оно еще выше?… Музыка Стравинского в каком-то смысле устремляется в математику высших сфер. Как у Хиндемита, только Стравинский – русский… «Каприччио», балет «Аполлон Мусагет» – какая музыка! Она о красоте. Это прекрасное строение. Ведь архитектура не может быть человечна, разве только барокко или рококо. Красота архитектуры – другая, высшая, само совершенство».

 

[Штальбург]

О Чайковском

«Трио Чайковского. Именно тогда, в Абакане, до меня донеслись «предзвуки» грандиозного события – иначе не могу это назвать, – которым стало исполнение этого произведения на «Декабрьских вечерах» в ансамбле с Наталией Гутман и Олегом Каганом. Святослав Теофилович был «болен» или, выражаясь его словами, «влюблен» в Трио.

– Посмотрите, – сказал Рихтер, – разве это трио? Во-первых, оно едва ли не труднее, чем Концерт, а во-вторых, это же симфония, а не трио. Только русский композитор мог написать такое: отчаяние, конец, смерть, тоска, гибель… Какой композитор!..»