Наши статьи

[Штальбург]

О Шнабеле

[Staudio]

Приветствую. Мы одобрили Ваш новый клуб. Но Вы создали его закрытым. Кроме Вас и модераторов, никто не увидит его содержание.

[Штальбург]

Привет всем!

Вчера был день рождения Артура Шнабеля – любимого пианиста

Когда-то я с большим наслаждением прочитал его автобиографическую книгу.

А сейчас получился довольно большой материал. Здесь, на мой взгляд, будет много любопытного о Берлине, Вене, композиторах, времени и, конечно же, самом Шнабеле. 

ЧАСТЬ 1. АВСТРИЯ, ВЕНА

Шнабель родился в крохотном городе Липник, в котором не было ни железнодорожной станции, ни своего почтового отделения. Деревня, в которой была только одна улица, принадлежала северной австрийской части Польши. Одна из многих колониальных деревень, хозяева которых находились в Вене, Праге и Будапеште. Затем семья переехала в Вену, где вначале поселилась в еврейском гетто. Семейным врачом Шнабелей был доктор Игнац Крейслер - отец Фрица Крейслера - знаменитого скрипача, которого Шнабель знал с самого детства. Доктор Крейслер был необыкновенно добрым человеком, как и отец Шнабеля. 

Артур начал учиться музыки у мадам Ессипов. Маленькй мальчик играл в основном упражнения Черни. Мадам клала на его руку монету (гульден), и, если Артур играл этюд Черни, не уронив ее, давала ее в подарок. Вот так тренировалась «статичная» рука. Затем Шнабель переходит в руки профессора Лештицкого, учившего также Падеревского. Вскоре профессор, обнаружив у мальчика композиторские способности, посоветовал матери поучить его азам композиции. Мать отвела Артура к Антону Брукнеру. Шнабель вспоминает эта так: «Лысоголовый мужчина открыл дверь достаточно широко, чтобы я мог заглянуть внутрь. Я увидел пыльную прихожую с наваленными лавровыми венками и стопками партитур. "Что вам нужно?" - спросил он. Мама объяснила: "Я хочу, чтобы вы давали уроки теории моему сыну". Он проворчал: "Я не учу детей", вытолкал нас и закрыл дверь. Это было мое единственное личное знакомство с Брукнером». 

Тем не менее, Шнабелю повезло. Он начал заниматься композицией с доктором Мандичевским, сопровождавшим повсюду Брамса. Композитор имел привычку каждое воскресное утро весной и осенью совершать вылазку (если позволяла погода) в прекрасный холмистый лес, окружающий Вену. Его сопровождали несколько друзей-музыкантов. Когда Шнабелю было двенадцать или тринадцать лет, Мандичевский счел его достаточно взрослым, чтобы время от времени брать с собой. Таким образом, мальчик наслаждался уникальной привилегией провести несколько воскресений с Брамсом и его друзьями. На эти экскурсии все собирались в восемь утра на трамвайной остановке напротив Венской оперы, садились в трамвай, запряженный единственной лошадью, ехали через пригороды до конечной станции, а дальше - пешком. Брамс всегда обращался к Артуру абсолютно одинаково: перед едой он спрашивал, не голоден ли он, а после еды - сыт ли. Это было все, что от него слышал Шнабель. А чего ему было, в конце концов, разговаривать с ребенком?

В Вене было много богатых семей, которые любили музыку и приглашали к себе Брамса. Мандичевский же сопровождал его везде и брал с собой Шнабеля, часто игравшего на этих вечерах. Брамс обычно сидел в бибилотеке, вдалеке от комнаты, где исполнялась музыка, и листал книги. Тридцать или сорок лет спустя Шнабель прочитал в одной из монографий, что великий композитор высоко оценил его исполнения. Но пианист был очень остроумным человеком: «Среди прочего там говорилось, что Брамс услышал игру на моем первом концерте и был так впечатлен, что стал близким другом. Возможно, когда-нибудь я прочитаю, что играл на бильярде с Моцартом». 

В Вене тогда было два непримиримых лагеря – вагнерианцы и брамсианцы. Вагнер был популярнее, потому что писал оперы. Музыка у него вышла из домашних салонов и стала общественым явлением. Мир богов и легенд Вагнера, стилизованного благородства и подлости, возносил людей над унылым повседневным существованием. А музыка Брамса была интимная, для домашенго употребления. Шнабель вспоминает: «Я слышал игру Брамса, фортепианную партию его соль-минорного квартета. Это произвело на меня огромное впечатление и до сих пор хранится в памяти. Это была, конечно, великая музыка, которая и потрясла меня, но также творческая жизненная сила и удивительная беззаботность, с которой он играл. Для меня это был настоящий большой стиль». У Брамса и Вагнера, как полагает Шнабель, много общего: романтический пессимизм, романтическая чувственность и сентиментальность. 

Интересны воспоминания Шнабеля: «Во время моего обучения в Вене – в этом самом музыкальном городе на Земле -  до 1899 года я никогда не слышал среди музыкантов о существовании двадцати восьми концертов Моцарта или опуса 106 Бетховена, вариаций Диабелли, Гольдберг-вариаций Баха. Соль-мажорный концерт Бетховена обычно называли среди музыкантов "дамским". Почти никто из великих пианистов никогда не играл его. Минорный концерт играли в консерваториях только ученики младших классов, а мажорный - только дебютанты. Си-бемоль мажорный концерт был просто неизвестен. Многие песни Шуберта и оперы Верди считались настолько тривиальными, что любой, кто претендовал на понимание музыки, унизил бы себя, если бы выразил восторг или признался в уважении к ним. Экспромты Шуберта для фортепиано были в основном развлечением гувернанток. Некоторые из его лучших песен были переложены для мужских хоров».

В Вене у Шнабеля было четыре учителя - два преподавателя по фортепиано, репетитор и преподаватель по теории. Однако же, Артур весело проводил время. «Иногда я ходил в Императорскую оперу или Императорский театр. Обычно это занимало восемь часов. Я приходил туда в три часа и стоял в очереди до семи, когда открывались ворота. Затем я мчался вверх по четырем лестничным пролетам в дикой гонке, чтобы одним из первых занять место на галерке. В этих очередях можно было очень хорошо провести время. У каждого в кармане были бутерброды, и оживленные разговоры - от сплетен и шуток до мнений и теорий – текли непрерывно, как вода в реке. Конечно, было много молодых музыкантов, среди которых - Арнольд Шенберг, который тоже взбегал по лестнице. Естественно, что пожилые люди не всегда могли за нами угнаться. На галерке было не очень хорошо видно и слышно. И все же я редко получал такое удовольствие от театральных представлений как в те времена».

Шнабель призается, что был ленив, но всегда утешал себя афоризмом Ницше: «Безделье - начало всякой философии; так можно ли представить себе, что философия может быть пороком?". Здесь у философа - ироническая отсылка к известной пословице "Безделье - начало всех пороков".

 

[Штальбург]

ЧАСТЬ 2. ГЕРМАНИЯ

Вскоре, в возрасте 18 лет, Шнабель навсегда уезжает из Вены в Германию. Началась активная концертная деятельность. Кстати, напрасно думать, что клиентура классической музыки была тогда велика. Это было всего несколько тысяч человек. Шнабель утверждает: «В 1790-х годах даже несколько тысяч казались утопией. Жан Поль - немецкий писатель - сообщал о своем первом визите в Лейпциг на концерт, который привлек "огромную толпу, возможно, в сто человек". Берлинская публика, когда я приехал туда, была, вероятно, в два раза больше, чем в Вене (хотя по отношению к населению практически такая же)». Кроме того, слушатели в Германии были лучше, чем в Вене. (Шнабель признавался, что никогда не любил играть в австрийской столице). 

Вену и Берлин вообще нельзя сравнивать. Вена – изнеженная, изящная, элегантная, декадентская, аристократическая. Берлин – буржуазный, прагматичный. Там человек, сделавший себя сам, определял жизнь этого города. Вена исторически была центром. Аристократия, крупные землевладельцы в Богемии, Венгрии, Хорватии, Польше и так далее, жили в Вене и отдыхали только в своих поместьях. У некоторых были также дворцовые резиденции в Праге, Будапеште и Кракове, но они не проводили в них много времени. Они предпочитали Вену. Германия же была децентрализована. Здесь не было ни единого государства, ни единого двора. Была Бавария с Мюнхеном, Саксония с Дрезденом, большие вольные города, такие как Гамбург и Франкфурт. И это лишь несколько примеров, которым не было аналогов в Австрии. Берлин, по сравнению с другими немецкими городами, не был таким привлекательным местом в Германии, каким была Вена в Австрийской империи. Аристократия Баварии, Рейнланда и Саксонии не любила приезжать в Берлин: они скорее презирали ее. Когда после войны 1870 года население Берлина быстро увеличилось, иммиграция происходила в основном из восточных и северо-восточных районов Германии. Запад и юг, чувствуя свое превосходство в цивилизации, продолжали испытывать традиционное отвращение к пруссакам. 

В Берлине Шнабель играет ночи напролет в бильярд и карты, наслаждаясь жизнью. В это время он доволно много исполняет немецкого песенного репертуара с певицей Терезой Бер. «Lied — это немецкое творение», - считает Шнабель. Песни Шуберта, по его мнению, не имеют себе равных. «Причина, по которой искусство Lied расцвело на довольно короткий период и после 1880 года быстро утратило свое видное место в общественной музыкальной жизни, может быть истолкована по-разному. Я считаю, что это реакция на вагнеровский стиль пения, который стал стандартом для всего пения». И самое главное: «все, кто играет на фортепиано должны достать песни Шуберта и каждый день посвящать часть своего свободного времени общению с ними».

В 20 лет Шнабель был приглашен в качестве солиста Берлинского филармонического оркестра на концерты в Берлине и Гамбурге, а также в Лейпциг с оркестром Гевандхауса. Во всех трех случаях дирижером был Никиш. На трех его дебютах с этими замечательными оркестрами Шнабель играл Второй концерт Брамса, и с того дня надолго закрепил за собой звание специалиста по этому композитору. 

[Штальбург]

Часть 3. 

ПЕРВЫЕ ГАСТРОЛИ В РОССИЮ. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Шнабель много гастролирует и несколько раз приезжает в еще царскую Россию. «Предварительная подготовка была неприятной, потому что евреев, как правило, в Россию тогда не пускали, и мне пришлось стоять в прихожей российского посольства с рекомендательными письмами. Мне это совсем не нравилось». Шнабель вспоминает: «Сначала я отправился в прибалтийские губернии. Город Рига произвел на меня неизгладимое впечатление. Это было самое космополитичное, интернациональное, жизнерадостное место, которое я до сих пор видел. Здесь были латыши, в большинстве своем крестьяне, казавшиеся немного неуклюжими. Потом русские администраторы и гарнизон; немецкие купцы здесь со времен старой Ганзы; многие немецкие дворяне, живущие в больших поместьях; и, наконец, процветающее еврейское население - врачи, юристы, учителя и торговцы. Это смешение придавало городу особое, почти уникальное разнообразие и очарование. Я играл там с оркестром. Это тоже было незабываемо. Симфонические концерты исполнялись оперным оркестром и проходили в Рижском городском оперном театре, где в молодости дирижировал Рихард Вагнер. Много десятилетий спустя Бруно Вальтер занимал ту же должность. Оперы исполнялись на немецком языке». Затем пианист отправился в Москву и Санкт-Петербург. В Москве Шнабель играл концерт Листа, которым дирижировал Менгельберг из Амстердама. 

В 1905 году Шнабель впервые играет с Рихардом Штраусом. Тогда Берлинский оркестр должен был решить достаточно ли он хорош, чтобы стать постоянным дирижером серии симфонических концертов, даваемых каждый сезон в Королевском оперном театре в Берлине. Другим кандидатом был Феликс фон Вайнгартнер. В тот вечер у Штрауса был настоящий триумф. Карточная игра, в которую играл Штраус, называлась Skat, которая была очень популярна в Германии, пока бридж не вытеснил ее. Шнабель тоже играл в скат и тарок - любимую игру в Австрии. Артур начал проводить время в компании Штрауса за игрой в карты, причем, с довольно высокими ставками. 

В Берлине Шнабель играет с величайшим скрипачем Йожефом Иоахимом, который был в то время высшим авторитетом в области камерной музыки, а также с еще молодым Изаи. Среди музыкантов, которые произвели на Шнабеля наибольшее впечатление в жизни были Бузони, Шенберг, которые были старше его, и, позднее, Кренек. «Бузони был величайшей фигурой - с ним никто не сравнится. Он был восхитителен и как исполнитель, и как композитор, и как личность», - вспоминает пианист вспоминает - Я никогда не забуду последний раз, когда я видел его. Это было после Первой мировой войны, незадолго до его смерти, он был очень болен. Когда я вошел в комнату, Бузони некоторое время смотрел на меня, а потом сказал: "Шнабель, вы обретаете лицо". Услышать такое было большим комплиментом. Это означало, что раньше у меня его не было. Мне тогда было сорок..».

Авторитет Шнабеля в Берлине был высок, поэтому он многим помогал: «Однажды в Любеке я присутствовал на концерте под управлением молодого человека по фамилии Фуртвенглер, который очень меня очаровал. В другой раз, в Страсбурге, я познакомился с молодым дирижером по фамилии Клемперер; он также очень меня очаровал. В обоих случаях я сразу же написал своему менеджеру Вольфу, рассказав ему о своем впечатлении и как можно настоятельнее порекомендовав этих молодых людей». И далее: «В последующие годы Фуртвенглер стал моим близким другом. Иногда я получал от него по несколько писем в неделю, поскольку он любил обсуждать со мной каждую деталь».

Примерно в 1910 году было большое волнение по поводу вундеркинда, которого сравнивали с молодым Моцартом. Его звали Эрих Вольфганг Корнгольд. Его отец был музыкальным критиком в самой важной газете Вены, преемником Эдуарда Ганслика, считавшегося лидером музыкальной критики 19 века. Шнабель впервые исполнил сонату Корнгольда, которую тот написал в 12 лет. «Произведение было действительно потрясающим», - говорит пианист. Однако же, великим Корнгольд так и не стал. Переехав в Голливуд, он начал сочинять музыку для фильмов, зарабатывая на жизнь. 

Во время Первой мировой войны Шнабель много гастролирует, но «поскольку я был родом из Германии, то даже в нейтральных странах я постоянно подвергался нападкам со стороны просоюзнических газет как "представитель прусского милитаризма в музыке".

Во это время Шнабель общался с одним немецким майором, сыном директора Прусской академии музыки, в доме которого проводил спиритические сеансы основатель теософии  Рудольф Штейнер.

Шнабель был членом Немецкого альпийского союза. Он всю жизнь ужасно увлекался и любил альпинизм: «В 1924 году - я уже был членом организации двадцать пять лет - Немецкая альпийская ассоциация собралась в Берлине и решила, что с этого момента число евреев, принимаемых в члены, будет ограничено. Это был второй случай, когда мне стало очень стыдно за свое поколение, потому что в горах таких различий не существовало».

Шнабель писал довольно много музыки. В 1925 году на фестивале в Венеции исполнялась его фортепианная соната. С юмором Артур вспоминает: «Тосканини тоже присутствовал на этом спектакле и даже десять лет спустя сказал мне: "Вы действительно тот самый Шнабель? Шнабель, который написал ту ужасную музыку, которую я слышал десять лет назад в Венеции?". И мне пришлось заверить его, что это тот самый человек. Он, казалось, все еще страдал, вспоминая об этом».

В 1921 году Шнабель впервые отправился в Америку. Там его сразу предупредили: «В Америке нельзя играть все двадцать четыре прелюдии Шопена. Самое большое количество, которое возможно, — это восемь, подборка из восьми». Шнабель был в расстерянности. «Я помню, что менеджер сказал мне: "Послушайте, мистер Шнабель, вы должны быть благоразумны, когда приезжаете сюда. Допустим, у вас есть десять качеств. Будет достаточно, если вы будете использовать только пять из них. Тогда мы заработаем много денег. Остальные пять качеств мы будем хранить, а когда вы придете снова, вы сможете достать эти пять качеств и использовать все десять". В то время я очень серьезно относился к таким вещам и ответил: "Ты ошибаешься. Если у меня действительно есть десять качеств, как вы мне их описали, то меня привлекают только такие задачи, которые требуют пятнадцать". Но он только посмотрел в пустоту». 

 

 

[Штальбург]

4. ГАСТРОЛИ. РОССИЯ. АМЕРИКА

В 1923 году Шнабель в очередной раз приехал в Россию. «Я дал сольный концерт в театре на пять тысяч человек. Он был переполнен. Люди молчали. Но последний аккорд заключительного произведения в моей программе опуса 111 Бетховена еще не успел затихнуть, когда кто-то с галерки крикнул: "La campanella!" Другие повторяли: "Ла кампанелла! La campanella!". Мне это показалось довольно странным. Позже мне объяснили. Один иностранный пианист, который давал концерты до моего приезда и стал очень популярным, играл "Кампанеллу" Листа после последней вещи каждой программы, так что они, похоже, считали, что это часть концерта, совершенно неотделимая от любого сольного выступления. Я думаю, они не особенно хотели услышать "Кампанеллу", но из чистой вежливости или по привычке просили именно ее». После выступления последовала реакция: «На следующее утро после моего сольного концерта кто-то перевел мне обзор прессы из ведущей газеты. За это время им стало ясно, что я не такой большевик, как они ожидали, поэтому рецензент сказал, что для буржуазного мира мои интерпретации, может быть, и удачны, но нет сомнений, что революция не оказала ни малейшего влияния на мою концепцию Бетховена!» В этот визит Шнабель знакомится с Горовицем, который играет для него в частном порядке. Шнабель восхищен. Позже он помогает Горовицу эмигрировать в Штаты. Шнабель еще приедет в Россию не раз - в 1925, 26 и 27-м годах. 

Еще одно любопытное воспоминание: «В России я познакомился с композитором Александром Глазуновым. Это был самый добрый и вежливый пожилой человек, которого я когда-либо встречал, очень пунктуальный. Он по-прежнему вел себя так, как будто жил в тех же условиях, что и до революции. У него была очень большая квартира, но она никогда не отапливалась, и они жили только в одной комнате, где была печка. Но даже в этой комнате было так холодно, что, посещая его, мне приходилось всегда надевать шинель. И даже его водка, которую он всегда предлагал мне, не очень помогала. Но, конечно же, в этом случае я никогда не мог идти с ним в ногу. Он был несчастен, потому что некоторые его коллеги-музыканты, которых он очень ценил, не соглашались с ним в том, что некоторые тональности в классических произведениях, например, в до-мажорной симфонии Шуберта или Бетховена, должны были квалифицироваться как ошибки, потому что звучали слишком необычно и неожиданно. Он очень страдал, когда я и другие музыканты говорили ему, что мы убеждены, что эти тональности были абсолютно правильными просто потому, что другими быть не могли. На мой взгляд, в произведении гения неожиданное более вероятно, чем обычное. Я не решаюсь рассказать эту историю, но она настолько мила и характерна, что я постараюсь преодолеть свою нерешительность. Глазунов любил играть для меня некоторые из своих сочинений. Однажды вечером его приемная дочь, очень очаровательная девушка, сыграла для меня недавно сочиненную им маленькую фортепианную пьесу, и я сидел с ним через две комнаты, в тепле, слушая пьесу. К счастью, у нее был очень звучный тембр. Она играла это довольно неприметное произведение, и вдруг он схватил меня за руку и сказал: "Вы слышали это? Диссонанс". Но я его даже не услышал. Это было очень трогательно, потому что он был встревожен и уязвлен тем, что такой человек, как Стравинский, имеет успех. Он сказал: "Из всех двух тысяч учеников, которых я учил в консерватории в Санкт-Петербурге, у него был самый плохой слух".

В 30-ые годы Шнабель посетил Израиль. Концерты не пользовались большим успехом. К нему подошли и объяснили: "Господин Шнабель, вы должны знать, что пианино — это не идишский инструмент. Настоящий идишский инструмент — это скрипка". Однако другой человек сказал так: "Господин Шнабель, я не могу выразить вам, как мы должны быть благодарны вам за то, что вы привезли к нам Бетховена. Мы ждали его две тысячи лет".

Полный цикл из тридцати двух сонат Бетховена (каждый раз в семи концертах) Шнабель играл всего четыре раза в жизни: дважды в Берлине, один раз в Лондоне и один раз в Нью-Йорке. В Берлине он повторил цикл, на этот раз в Филармонии, зале, где проходили все концерты Берлинского филармонического оркестра, в зимний сезон 1932-33 годов. 

В это время к власти пришли национал-социалисты. Было приказано прекратить трансляцию концертов.

В 1933 году Шнабель навсегда покинул Германию, перебравшись в США. В 1935 году он последний раз поосетил Россию. Когда его пригласили в 1937-м Шнабель отказался. Он был противником начавшейся волны антагонизма против иностранных дирижеров, вынужденных уехать из страны. Тем временем, в 1932 году Шнабель играл тридцать две сонаты Бетховена в Лондоне, а в 1936 году - в Нью-Йорке в серии сольных концертов в Карнеги-холле…

На этом остановлюсь... Такова была насыщенная музыкальная жизнь великого Шнабеля. Его называли «музыкантом для музыкантов». И, действительно, это был пианист, которого больше ценили и которым восхищались именно музыканты, нежели публика. Его даже называли «мужским» исполнителем, и это его сильно забавило. Для меня комплект фортепианных сонат Бетховена до сих пор является непревзойденным.

В 2018 году на русском языке вышла замечательная книга, анализирующая педагогическую систему Шнабеля. 

 

[Staudio]

9 минут назад, Штальбург сказал:

О Шнабеле

Если Вы случайно сделали клуб закрытым, то дайте знать, мы это исправим.

Более того, мы сейчас думаем о том, чтобы сделать какой-то каталог по Вашим статьям для главной станицы.

[Штальбург]

Только что, Staudio сказал:

Если Вы случайно сделали клуб закрытым, то дайте знать, мы это исправим.

Более того, мы сейчас думаем о том, чтобы сделать какой-то каталог по Вашим статьям для главной станицы.

Здравствуйте! Спасибо Вам за одобрение клуба. Я сейчас создал тему и она попала в общее поле, или так и должно быть? Я еще плохо ориентируюсь в управлении клубом. Извините. Спасибо за внимание к моим постам! Я сделал его закрытым, чтобы как-то контролировать участников. Я ушел с прежней ветки не спроста...

[Штальбург]

18 минут назад, Staudio сказал:

Кроме Вас и модераторов, никто не увидит его содержание.

А участники разве не могут его видеть? Если не могут участники, то тогда целесообразно поменять статус.

[Staudio]

9 минут назад, Штальбург сказал:

А участники разве не могут его видеть? Если не могут участники, то тогда целесообразно поменять статус.

Сейчас только один участник - Вы
Чтобы тут не было 2-3 человека, думаю, стоит сделать клуб открытым.

[Штальбург]

Только что, Staudio сказал:

Чтобы тут не было 2-3 человека, думаю, стоит сделать клуб открытым.

Договорились.

[Staudio]

Чуть позже откроем.

[Staudio]

Клуб открыт.

[Штальбург]

5 минут назад, Staudio сказал:

Клуб открыт.

Уважаемый модератор! А я не могу переименовать тему? А то я по неопытности думал, что появится название раздела или название клуба...Можно ее переименовать в "Фортепиано в классике"? Или просто мне такую тему создать еще одну в разделе "Гармонии классики". Извините, сразу не разобрался, поторопился. Спасибо!

[olegm]

7 минут назад, Штальбург сказал:

Уважаемый модератор! А я не могу переименовать тему? А то я по неопытности думал, что появится название раздела или название клуба...Можно ее переименовать в "Фортепиано в классике"? Или просто мне такую тему создать еще одну в разделе "Гармонии классики". Извините, сразу не разобрался, поторопился. Спасибо!

Нужно отредактировать первое сообщение 

[Staudio]

8 минут назад, Штальбург сказал:

Уважаемый модератор! А я не могу переименовать тему? А то я по неопытности думал, что появится название раздела или название клуба...Можно ее переименовать в "Фортепиано в классике"? Или просто мне такую тему создать еще одну в разделе "Гармонии классики". Извините, сразу не разобрался, поторопился. Спасибо!

Сделал.

[Kir]

 Ну тогда давайте с меня начнём.

Фортепиано - один из любимых мной инструментов. Музыкальная школа как раз по этому классу была. И по сей день "правильность" воспроизведения музыки той или иной аппаратурой, я чаще всего определяю именно по тому, как она играет фортепианную музыку...

Ну и Шопен... (вроде как Рахманинов напрашивается...)), но нет, Шопен, ранний...

 

[Штальбург]

12 часов назад, Kir сказал:

Ну тогда давайте с меня начнём.

Спасибо Вам за Шопена! Именно им и нужно открываться . Мне кажется, что стоит обсудить его произведения подробно, не торопясь. Прежде всего, исполнения, конечно. Я его люблю, послушал тонну Шопена и у меня есть исполнения, к которым хотелось бы привлечь внимание. Кроме того, играл когда-то. Насколько помню: вальсы какие-то, третий этюд, второй ноктюрн, первую мазурку, чего-то еще…Давно это было.   

Наверное, я сделаю несколько постов. Этюды, баллады, сонаты…Комментарии и записи к каждому циклу.

У Вас фото с пластинки 1-го Концерта. Пока привлеку внимание к одному современному исполнению, которое меня поразило (Я вообще хочу в большей степени говорить о современных исполнениях. Среди них есть жемчужины) и более раннему, которое давно в фаворитах.

В 2022 году Decca выпустила этот диск. Англичанин Бенджамин Гросвенор - исключительный пианист. В этой записи есть две вещи, которые редко встретишь: очень хорошее качество записи (для тех, кто настраивает аппаратуру по клавиру - самое то!) и вокальность оркестра. Техника Гросвенора просто поразительная. Но дело не в технике. Он каждым штрихом, гаммой, арпеджио поет как бельканто. На мой взгляд, это самое главное для исполнения Шопена, который всегда говорил «рояль должен петь». Причем он переходит мгновенно от шелковстой округлости и мягкости к блестящей язвительности. В этом мне кажется он уловил суть Шопена: одна сторона – славянская (немного женственная), а другая французская – рациональная, скептическая. Я всегда ищу в исполнениях баланс между этими сторонами. Плюс Гросвенор засталяет танцевать финалы а ля мазурка. И без этого тоже нет Шопена. Великколепное исполнение, снимаю шляпу. 

 

Более известное исполнение и ранешнее – Аргерих и Дютуа. Именно с Дютуа! Почему? Во-первых, я очень люблю этого дирижера. А хороший дирижер в концертах Шопена очень важен. Как-то Поллини говорил, что для Шопена очень непросто найти «правильного» дирижера. Он должен хорошо знать музыку композитора. И если дирижер великолепный, то концерт получается еще сильнее. А если нет, то и исполнитель высокого уровня не спасает. Во-вторых, в это время Дютуа и Аргерих поженились или были близки к этому. Наверное, им хотелось наполнить исполнение страстью. А в этом состоянии и нужно играть Шопена, не так ли? Две величины сходятся и между ними сверкают искры влюбленности. Для себя я давно сделал вывод – нужно слушать «влюбленную» Марту. В этот период она творит чудеса. Так было с Аббадо, так случилось и с Дютуа. Огненная, поэтичная, виртуозная, лиричная - в игре Аргерих здесь есть все. 

Более подробно обо всем чуть позже... Спасибо, что присоединились!

[nikotin]

48 минут назад, Штальбург сказал:

Прежде всего, исполнения, конечно. Я его люблю, послушал тонну Шопена и у меня есть исполнения, к которым хотелось бы привлечь внимание.

За Гросвенора спасибо. Не слышал, поищу теперь. Аргерих действительно великолепна с Дюто. И у меня еще в числе фаворитов Кристиан Цимерман. Не ранняя его запись этих концертов с Джулини, а более позднияя с Польским фестивальным оркестром. На мой взгляд очень тонкое видение музыки Шопена. До мельчайших нюансов.

[Dmitry©]

Когда вспоминаю о фортепианном Шопене - рука тянется к Горовцу и Рубинштейну.

[Штальбург]

3 минуты назад, nikotin сказал:

За Гросвенора спасибо

Приветствую, Вячеслав! Рад видеть! Списочек по джазовым пианистам записал.... Открою скоро джазовую темку. Руки уже чешутся... Спасибо, с Цимерманом плохо помню...

[Штальбург]

15 минут назад, Dmitry© сказал:

Когда вспоминаю о фортепианном Шопене - рука тянется к Горовцу и Рубинштейну.

Рубинштейн у меня любимый в Полонезах. Эти записи часто пропускают, но должен быть их настящий ренессанс. У Рубинштейна эти танцы, песни одиночества оживлены такими сумрачными акцентами, которые настолько завораживают, что ты своим воображением улетаешь в космос.

[Штальбург]

2 минуты назад, Штальбург сказал:

Рубинштейн у меня любимый в Полонезах

Лучше всего вот эти записи...Но качество...

[nikotin]

А вот еще я когда то вычитал в интервью с Альфредом Бренделем. Его спросили почему он не играет Шопена. Может он его не любит?  А он ответил что он Шопена любит, но считает что для по настоящему хорошего исполнения музыки Шопена, требуется узкая специализация.

[Штальбург]

1 минуту назад, nikotin сказал:

А вот еще я когда то вычитал в интервью с Альфредом Бренделем.

Я тоже эту мысль у Бренделя встречал. Но я опасаюсь, что дело тут в другом. Брендель - страшный националист. В принципе, он исполнял австро-немецкую музыку. Там, где он обнаруживал славянский след, он воротил нос. Был ведь даже скандал, когда ему дали наибольшее количество дисков в коробке, по моему, "Величайшие пианисты века". А скандал по тому же поводу. Говорили, что не может величайший пианист ограничиваться австро-немецким репертуаром. Может быть, я не прав. Но то что я знаю, говорит именно об этом.