Наши статьи

[Штальбург]

33 минуты назад, Serg53 сказал:

Очень хочется послушать... 

Не только первая, но и остальные три упомянутых пластинки - настоящий золотой фонд. 

[RT9540]

Может чуть хуже чем три выше упомянутых пластинки, но очень и очень близко "New Recordings Of Chopin". Недавно обаружил вот такой вариант на CD  "Chopin: Favorite piano works".  Японцы выпутили в 90-х для местных аудифилов. Один маленький минус на одном из вальсов кто-то кашляет и рядом с микрофоном. 

 

[Штальбург]

2 часа назад, RT9540 сказал:

Может чуть хуже чем три выше упомянутых пластинки, но очень и очень близко "New Recordings Of Chopin".

Да, Миша, это альбом 1974 года, но с бонусами, по-видимому. В оригинале 12, а тут - 17 вещей. Он его записал во время очередного "отпуска" с 1969 до 1974. Кстати, в этот период были записаны несколько пластинок. Их можно все разыскать: Horowitz Plays Chopin (1971), Horowitz Plays Scriabin (1972), Vladimir Horowitz: Favorite Beethoven Sonatas" (1973), Horowitz: Beethoven Moonlight Sonata; Schubert Impromptus (1973) и вот этот  - Vladimir Horowitz: New Recordings of Chopin (1974). Я думаю, что японцы собрали альбом 1971 + 1974. Но надо уточнять. Некоторые из этих выступлений были взяты из живых концертов Горовица, состоявшихся еще в 1966 году, но большинство было записано в студии. Как раз в это  время, продажи записей Горовица пошли на спад после необычайного бума его первых альбомов, он согласился записывать более коммерческий репертуар, потому что, как он выразился, "людям нужны мелодии". Поэтому он сделал новые записи Лунной, Аппассионаты и Вальдштейнской сонаты Бетховена, а также многих известных уже произведений Шопена. Другими словами, много времени эти записи от Горовица не потребовали. CBS cлепила по быстрому. Среди новых там были три экспромта Шуберта (ор. 142, № 1, № 2; ор. 90, № 2), Интродукция и рондо Шопена, ор. 16, а также "К пламени" и "Листок из Альбома" Скрябина, ор. 45, № 1. Из всей этой пятерки самым сильным я считаю Horowitz Plays Scriabin (1972). Это - must have.

[Штальбург]

ВОЗВРАЩЕНИЕ

По вечерам вместе с Вандой он иногда бродил по Карнеги-холлу, принюхивался, соблазнялся. Он организовывал свои возвращения, и с азартом наслаждался грандиозным зрелищем. Его выход на сцену был сам по себе постановкой. Уже за кулисами он давал понять, что главное сегодня – не музыка, которую все услышат, а он сам. Темный пиджак, галстук-бабочка, отточенное выражение лица, Горовиц имел врожденный вкус к постановке и настоящий актерский талант...

…Наконец, он начал репетиции. На них присутствовал самый ближний круг. По предложению Горовица, компания Columbia записала их, зафиксировав на пленке токкату и фугу Баха-Бузони, балладу Шопена, фантазию Шумана, несколько мазурок Шопена и этюдов Дебюсси. "Мы все сидели ошеломленные, пока он играл", - вспоминает директор Карнеги-холла Джулиус Блум. "Это было совершенно фантастически. Когда он закончил, то повернулся к нам и сказал: "Не так уж плохо сегодня". Несколько секунд никто ничего не говорил. Потом я произнес: "Не так уж плохо?! Вам нужно было пригласить зрителей! " 

Наконец, он назначил 9 мая 1965 года датой своего возвращения и позвонил Блуму, который плакал от счастья. Нью-Йорк Таймс узнала первой: «Мария Каллас возвращается в Метрополитен, Хейфец и Пятигорский дают концерты после долгого отсутствия, а Владимир Горовиц - наконец-то возвращается в Карнеги-холл". Самой последней каплей было интервью с молодым музыкальным обозревателем газеты, всегда писавшим хвалебные рецензии на записи пианиста, и буквально только что услышавшим Горовица живьем. Первое, что он сказал: «Мистер Горовиц, ваши записи не дают о вас представления. Вы играете совершенно по-другому. Вы - как будто другой пианист!» Горовиц вспоминал: «Я поверил в его искренность, и в тот момент понял, что должен снова играть».

Посыпались тысячи сообщений. Его сестра Женя, из СССР, передала петицию Комитета студентов Московской косерватории с просьбой совершить тур в Москву и Ленинград. Горовиц созвал большую пресс-конференцию. Отвечая на вопрос о репертуаре, маэстро заявил, что у него теперь новый девиз: "Простота — это мудрость". Он будет избегать показных транскрипций прошлого и расширит свой репертуар (больше Шумана, Скрябина, Шопена, Дебюсси), ограничивая его в других (современные произведения, которые он исполнял в 1940-х и 1950-х годах). "Когда я слышу сейчас свои записи сонат Прокофьева, Барбера или Кабалевского, - объясняет он, - мне кажется, что это играет кто-то другой. Еще одна музыка, к которой я охладел, это - Лист. Сонату я еще сыграю, но, в целом, - меньше Листа".

Билеты поступили в продажу в понедельник, 26 апреля, в десять утра. Горовиц беспокоился, что молодые люди могут не прийти на концерт, потому что никогда о нем не слышали, и настаивал на трехдолларовых билетах для студентов. "Большинство молодых пианистов, - сказал Горовиц, - звучат для меня одинаково. Я могу услышать несколько тактов пианиста старшего поколения и сразу определить, кто играет, но - не с молодыми. Они слушают слишком много записей… Их собирают слишком рано, как грейпфрут. Они немного кислые. Они не поют, не размышляют над музыкой".

На следующий день Горовиц был поражен, узнав, что множество людей, большинство из которых были молодыми студентами-музыкантами, начали выстраиваться в очередь в кассу Карнеги-холла в 11:30 утра. К полуночи очередь выросла до 278 человек, а к 7:30 следующего дня в очереди стояли уже 1500 человек. Кто-то, проходя мимо, поинтересовался: «Это что, Битлз?» На что буйная толпа студентов закричала: «Нет, это - Горовиц!» Растроганная, Ванда отправилась в толпу и раздала всей очереди кофе. «Эта истерия меня беспокоит, - бормочет Горовиц, - она заставляет меня нервничать. Наверное, потому что я редко играю, люди так истеричны на моих концертах». 

Программа, которую выбрал Горовиц, была сложной и очень личной. «Бах-Бузони [Органная токката и фуга до мажор] для меня комфортна", - объяснил Горовиц.  — Это было первое произведение в моей дебютной программе после отъезда из России сорок лет назад». Он продолжал комментировать свой выбор: "Фантазия Шумана - фантастическое произведение. Она очень красива и является самым важным его сочинением для фортепиано. Скрябин [который звучал на юбилейных концертах Горовица в 1953 году]... ... ну, он умер в 1915 году, и это пятидесятая годовщина его смерти. Мальчиком десяти или одиннадцати лет я играл для него. Что касается Шопена [Этюд, ор. 10, № 8, Мазурка, ор. 30, № 4, и Баллада, ор. 23], то он включен в программу, потому что это - Шопен".  Для одного из бисов Горовиц выбрал "Серенаду кукле" Дебюсси, отражавшую его возродившийся интерес к этому композитору. Неизменное пристрастие к славянской музыке проявилось в следующих двух бисах: Этюд Скрябина, ор. 2, № 1, и Этюд Мошковского ля-бемоль мажор, ор. 72, № 11, а заключительный бис - "Грёзы" Шумана - был одним из давних любимых произведений Горовица. Закончив свой концерт этой спокойной, созерцательной музыкой, а не "Кармен", он сделал важное заявление о себе как о музыканте.

Все было спланировано до мельчайших деталей самим пианистом: интенсивность света на сцене, положение рояля, и даже температура в гримерке. Потребность Горовица в совершенстве и абсолютном контроле над собой и окружающей средой всегда была серьезной проблемой. Неприятный сон, мимолетное настроение, шум транспорта на улице, что угодно могло нарушить идеальный баланс, который он считал необходимым для выступления. Маэстро отметил: "Бузони говорил, что трагедия артиста в том, что у тебя должно быть вдохновение, ты должен хотеть играть и быть в хорошей форме. Может случиться так, что в три тридцать у меня будет болеть живот. Возможно, у меня случится судорога. Я - человек. Но я все равно обязан выйти на сцену". 

Концерт начинался в 15.30. Уже было 15.10, а Горовица в Карнеги-холле не было. Напряжение росло. "Никто не смог бы играть в таком зале", - пробормотал один пианист, реагируя на плеяду присутствующих знаменитостей: Леопольд Стоковский, Игорь Стравинский, Джордж Баланчин, сэр Джон Гилгуд, Леонард Бернстайн, Ван Клиберн, Рудольф Нуреев, Дженни Турель, Ричард Такер - вот лишь некоторые из них; были и другие - из Франции, Италии, Англии и Германии. Зная Горовица, все с ужасом ожидали отмены концерта в последнюю минуту. За пятнадцать минут до начала, Горовиц, Ванда и Пфайффер все еще стояли в пробке.  Наконец, в 3:25 подъехал черный лимузин. Владимир вышел, одетый в пальто, подтянутый, энергичный и спокойный, улыбаясь и махая рукой своим аплодирующим поклонникам. "Это были пробки, пробки", - объяснял Горовиц - Мы не могли двигаться. Это заняло больше часа. Как выглядит мой костюм?" "Прекрасно, - ответил измученный импресарио, - но я думаю, что нам лучше пройти в зал. Там ждет много людей". Горовиц повернулся и помахал рукой, а толпа продолжала хлопать и аплодировать. 

Войдя в гримерную, Горовиц сразу же снял серые лайковые перчатки и сел за пианино, чтобы разогреться. Он сыграл несколько гамм, не столько для того, чтобы потренироваться, сколько для успокоения нервов. Он никогда не репетировал в день концерта, потому что хотел, чтобы его мышцы были расслаблены, а реакция на музыку была спонтанной и свежей. "Я не могу согреть руки! Дайте кто-нибудь мне молодые, теплые руки!" - умолял маэстро, но у всех они были вспотевшими и холодными. Страшно нервничали даже молодые. Горовиц шел медленно, слегка сгорбившись. Когда луч софита осветил его, вся аудитория поднялась на ноги и разразилась аплодисментами и приветствиями. В момент появления на сцене, Ванда разрыдалась: "Я никогда не думала, что доживу до этого дня".

Он просто начал играть… Сильно нервничая, на последней октаве первой фразы Баха-Бузони пианист сбился. Публика замерла, но Горовиц быстро пришел в себя и погрузился в музыку. Хотя он играл с ритмической живостью, безупречной артикуляцией и своей несравненной палитрой красок, исполнение было омрачено постоянными неправильными нотами. «Я был инвалидом», - сказал Горовиц на следующий день. «Я уверен, что при других обстоятельствах я смог бы сыграть ее лучше. Для меня это было слишком эмоционально». В потрясающей Фантазии Шумана нечеловеческие аккорды в конце второй части хоть и были чуточку неаккуратны, но зато - с таким невероятным электричеством! Все вновь увидели пианиста, который постоянно дерзает, от которого идет ощущение опасности, который достигает предела возможностей своих рук и инструмента. Это - то, чего не хватало в его студийных записях. Горовиц, с его ошеломляющей виртуозностью, всегда оставался на острие бритвы. Определенная хрупкость создавала у слушателей ощущение, что все может перевернуться в любой момент, все близко к разрыву. В самом ритме, малейшей пульсации, пианист умел создать ощущение такой напряженности, которое никому не удавалось вызвать.

Вторая половина должна была начаться с Девятой сонаты Скрябина. Здесь уже все встало на свои места. Как прокомментировал известнейший критик Гарольд Шонберг: "Никто не играет Скрябина лучше, чем господин Горовиц. Он не только полностью сроднился со странным, загадочным миром Скрябина, но и обладает техникой, позволяющей заставить сложное письмо звучать так же ясно, как нити баховского сочинения". Программа завершилась тремя произведениями Шопена. Когда Горовиц закончил последнее, соль-минорную балладу, энтузиазм публики сменился почти истерией, а столпотворение усилилось, поскольку в зал были допущены фотографы, которые начали устанавливать свои камеры у авансцены. В ожидании биса, некоторые зрители пришли в ярость от щелчков фотоаппаратов, и напали на одного из фотографов. Штатив другого был брошен на пол, а третьему угрожал человек, который шипел: "Горовиц важнее твоих фотографий!". Публика не знала, что пианист разрешил прессе фотографировать во время бисов.

Под крики "Браво, Горовиц!" пианист, надев свои серые перчатки и пальто, покинул Карнеги-холл. "Мы вышли, - вспоминает Ванда, - и по обе стороны от нас была большая очередь людей, и кто-то сказал: "О, мистер Горовиц, мы простояли в очереди весь вечер", а я ответила: "Знаете что? Я стояла в очереди двенадцать лет!".
CBS издала 50 000 экземпляров концертной записи. В следующем году Горовиц дал несколько концертов в университетах, с билетами по низким ценам, чтобы привлечь более молодую аудиторию. Есть что-то трогательное в этом стремлении к контакту с молодежью у пожилого человека, панически боящегося возраста и непоправимого хода времени...

P.S. В 2019 году Sony выпустила бокс «Великое вовращение», 15 CD. 

С книгой (размером с пластинку) -212 стр и более 2 кг. весом. 

Книжка переполнена информацией и дискографическими аннотациями, которые будут интересны только специалистам по фортепиано и исследователям Горовица, но даже и их глаза могут остекленеть от этого. 106 страниц книги заняты полностраничными черно-белыми фотографиями очередей перед концертом, самого Горовица на сцене во время концерта и толпы у дверей сцены после концерта.

Главное – неизданный материал: 2 CD диска с репетициями/саундчеками фортепиано в Карнеги-холле (в феврале 1965); 2 CD - с репетициями в Карнеги-холле (в апреле 1965 года); репетиция для приглашенной публики в Карнеги-холле, прерванная из-за отключения электричества (в ноябре 1965 года), а также 4 CD - с репетициями. 2 CD – интервью с Горовицем. 2 CD – сам концерт, 2 CD – студийный вариант (1966 год). На этих материалах можно послушать как Горовиц репетирует экспериментирует, импровизирует и даже пьет воду. Большая часть времени на этих дисках с ранее не издававшимися репетициями занята пустыми разговорами между Горовицем (на сцене) и его продюсером Томасом Фростом (в кабине звукозаписи) – разговорами абсолютно банальными. Если кто-что не услышит, то в книге есть полные расшифровки этих "глубокомысленных" бесед. Сколько покупателей обрадовались, увидев фотографии оригинальной коробки с катушечной лентой и листы с данными о сессиях записи, я не знаю. Кроме того, в книге целый ряд эссе о Горовице с переводами на французский и немецкие языки. 

Благосклонно ли Горовиц отнесся бы к тому, что Sony опубликовала его всю черновую работу? Я думаю, что, увидя эту свалку, Владимир Самуилович, бы их застрелил. И вот ведь вопрос, насколько нужна такая документированность? 

Такие композиторы, как Брамс и Верди усердно уничтожали некоторые сочинения, чтобы будущие поколения не смогли их найти. Дневники и письма когда-то регулярно сжигались близкими, чтобы уберечься от посторонних глаз и сохранить репутацию. Должны ли современные исполнители на клавишных быть столь же предусмотрительными, настаивая на том, чтобы их наследники уничтожили все ауттейки, чтобы предотвратить любой подобный посмертный релиз? Все ли, что делает пианист, считается публичным заявлением? Или приватность в репетиционном зале и студии звукозаписи все же должна существовать?

[Serg53]

3 часа назад, Штальбург сказал:

…Наконец, он начал репетиции. На них присутствовал самый ближний круг. По предложению Горовица, компания Columbia записала их, зафиксировав на пленке токкату и фугу Баха-Бузони, балладу Шопена, фантазию Шумана, несколько мазурок Шопена и этюдов Дебюсси. "Мы все сидели ошеломленные, пока он играл", - вспоминает директор Карнеги-холла Джулиус Блум. "Это было совершенно фантастически.

Понятно почему на этой записи Колумбии нет аплодисментов и кашля в зале...

Но запись прекрасная - а игра Горовиц восхитительна!  Я слушаю с " бутерброда" в Градо 1 хайрез скаченный с " всемизвестного". Хороший ремастер в 24-192.

  Особенно потрясён Сонатой № 9 Скрябина " Чёрная месса" .  " Сатана фортепиано" ( как назвала Горовиц Клара Хаскил ) исполнил её так мистически что " мурашки по коже" . Эта Соната технически очень сложная - и необычный темп в конце её и правда напоминает завывания... 

  

 

[Штальбург]

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВАЛЬС

Третий отпуск

В 1968 году Горовиц согласился дать концерт для телевидения и стал необыкновенно популярен. По тем временам грандиозный проект, в который была вложена колоссальная сумма – 600 тыс. долларов. Этот концерт стал первым концертом в мире, транслировавшимся по телевидению в стереофоническом режиме. 

В 1969 году Горовиц вновь перестал выступать на публике. Это был уже третий уход из мира музыки. Его нервы были в таком состоянии, что ему пришлось пройти несколько сеансов электрошока. В течение восьми месяцев Горовиц отказывался даже прикасаться к фортепиано: "Я ненавижу музыку. Мои октавы теперь никуда не годятся; раньше они были, а теперь их нет " – заявлял он, погружаясь в депрессивную летаргию, гораздо худшую, чем все, что он пережил за последние годы. 

После пяти лет затворничества, в 1974 году Горовиц вернулся на сцену. К гастролям он выдвигал новые требования: его концерты должны были начинаться в 16.00, только по воскресеньям и в городах, которые он выбирал в зависимости от местного климата и погоды. Если шел дождь, концерт отменялся. Его личный Стейнвей должен был сопровождать его повсюду. Список требований включал размеры спален и ванных комнат, информацию о стеллажах, кухонной утвари, шторах и так далее. Помимо этих требований, Горовицам также нужно было знать, где можно купить продукты, без которых пианист не мог обойтись. Он требует восемьдесят процентов от выручки и получает их. Он путешествует со всем своим племенем (жена, настройщик, продюсер, друзья), и его пребывание организовано так, как будто он посещает главу государства. Теперь он зарабатывал вдвое больше Рубинштейна, что делало его очень счастливым. Чтобы Горовиц не слишком нервничал, о его концертах объявляли лишь за две недели. 

Смерть Сони

10 января 1975 года семья Горовиц-Тосканини узнала, что их дочь Соня в Женеве покончила с собой. В семье царило смятение. Горовиц никогда не мог установить с ней настоящие отцовские отношения, чувствуя себя чужим для нее с момента ее рождения. Симптоматично, что Владимир никогда не говорил о ней, и многие люди, даже близкие к паре, были поражены, узнав, что у них есть ребенок! Но, что еще более странно, он не поедет с Вандой в Милан, чтобы присутствовать на ее похоронах. Наверное, бесполезно пытаться понять причины такого поступка. Воздержимся от того, чтобы обсуждать сокровенные тайны души человека, который и сам был чрезвычайно хрупким и слишком часто оказывался на краю пропасти.

Золотой юбилей

В сезоне 1977-1978 новый крупный медиа-переворот должен был привлечь любителей музыки со всего мира: концерт, который Горовиц должен был дать в честь пятидесятой годовщины своего дебюта в Америке. Горовиц согласился вновь исполнить Концерт № 3 Рахманинова при условии, что дирижировать будет Орманди. Но пришлось признать, что встреча с историей была несколько неудачной. Осознавая, чего от него ожидает публика, особенно в этом репертуаре, Горовиц, настаивавший на исполнении произведения целиком, находился в таком плохом состоянии здоровья, что RCA следовало бы отказаться от выпуска диска. Но финансовые ставки были слишком высоки. 

Поспешность RCA с трансляцией юбилейного концерта не позволила им выпустить запись, которую Горовиц сделал несколько месяцев спустя под управлением Зубина Меты, хотя она была намного лучше. 

Япония. Сумасшедший провал. 

Впервые с 1951 года Горовиц всерьез задумался о гастролях за пределами Америки. Японцы уже давно предлагали ему огромные контракты, но страх перед полетами все еще мешал ему спокойно обдумать такой шаг. С 1980 года хрупкое спокойствие Горовица было поколеблено известием о том, что молодой журналист Гленн Пласкин хочет написать его биографию. (Подавляющее большинство биографической информации для постов взято мною именно из этой 500 страничной биографии). 

Семья поняла, что журналист захочет заглянуть в самые болезненные уголки жизни маэстро: его гомосексуальность, эгоцентризм, пристрастие к деньгам, депрессии... Когда в начале 1983 года биография вышла в свет, начался еще один критический период, когда Горовиц вновь обратился за помощью к электрошоковой терапии и, впервые в жизни, к алкоголю. 

Идея поехать в Японию в состоянии такой психологической нестабильности показалась Ванде рискованным предприятием, которая пыталась воспротивиться этому. Но Горовиц считает, что играть и еще раз играть — это все, что поможет ему удержаться на плаву. Он не понимал, что поездка в Японию станет серьёзным испытанием для его и без того сверхчувствительной натуры. Правда, ставки были высоки: телевидение должно было записать эти сольные концерты, чтобы увековечить его дебют в Стране восходящего солнца. В Токио случился ужасающий провал. Провалы в памяти, систематический пропуск сложных пассажей, неправильные ноты, страдание от малейшей технической трудности. Запись так и не была выпущена, и даже сегодня, в документальных целях, последние издания, наконец-то дающие нам все профессионально записанные публичные концерты Горовица, предупреждают покупателя, что из уважения к памяти артиста запись его токийского дебюта не была включена в бокс-сет... Горовиц вступал в свой четвертый вынужденный отпуск.

Неожиданное восстановление!

На сохранившихся телевизионных записях этих мучительных вечеров запечатлен совершенно изможденный Горовиц, с трудом пердвигающийся, странно выглядящий, с дрожащими руками. Очевидно, что чрезмерное медикаментозное лечение сказалось на художнике. "Я теперь как призрак. Люди приходят и кладут цветы на мою могилу". Возвращение Горовица в Нью-Йорк, за которым последовали два года уединения, наводило на мысль, что он никогда не поправится. В его возрасте другие наверняка сдались бы и посчитали, что их карьера уже позади, и пора заканчивать. Первые несколько месяцев были ужасными; только ближнему кругу было разрешено посещать его, Горовиц был тенью себя прежнего. Некоторые даже задаются вопросом, не страдает ли художник болезнью Альцгеймера. Даже Ванда, всегда твердая как скала, кажется, потеряла надежду.

Но случилось чудо! Несмотря на то, что ему уже за восемьдесят, Горовиц снова сумел перестроить свою жизнь, найти энергию, необходимую для достижения новой цели, которую он поставил перед собой. Эта цель - ностальгическое путешествие, возвращение к корням, в города, где он начинал свою карьеру. Как будто Горовицу было абсолютно необходимо восстановить свою физическую и моральную целостность, чтобы завершить это последнее паломничество, венцом которого должны были стать концерты в Москве и Ленинграде, а затем - в Берлине и Гамбурге. Пройдя полный круг, старый мастер наконец должен был обрести столь необходимый ему покой.

 

Дойче грамофон

Deutsche Grammophon воспользовался желанием Горовица начать все заново, чтобы сопровождать его в этом возрождении. В апреле 1985 года, готовый возобновить свою карьеру как ни в чем не бывало и желающий заставить замолчать тех, кто считал его уже похороненным, Горовиц снялся в документальном фильме "Последний романтик, в котором мы видим озорного, шутливого маэстро дома, болтающего без умолку и садящегося за фортепиано для нескольких демонстраций. Он легкомыслен и весел, в то время как Ванда внимательно следит за происходящим. Именно Париж стал началом этого турне. Артист находится в олимпийской форме. Проблемы, связанные с психотропными препаратами и алкоголем, которые омрачали его концерты в 1982 и 1983 годах, остались в прошлом. Затем следует Милан с посещением семейного склепа, где похоронены его тесть Артуро Тосканини и родная дочь Соня...

Россия

Но больше, чем Париж, именно Россию Горовиц хотел увидеть еще раз перед смертью. 18 и 20 апреля 1986 года перед телекамерами, приехавшими снимать это историческое событие, Горовиц, казалось, в кои-то веки освободился от своих вечных тревог. Он был поэтичен и эмоционален, без какой-либо тревожной нервозности. 27 апреля Горовиц завершил свое паломничество последним концертом в Ленинграде. 

В Москве у здания консерватории имени Чайковского собралась такая толпа, что около пятнадцати человек пострадали и были доставлены в больницу. Большинство мест было зарезервировано для представителей власти, но двумстам студентам удалось прорваться через барьеры и войти в зал без билетов. Пианист Николай Луганский вспоминает, что перед выходом на сцену Горовиц сделал нечто очень забавное: он просунул ногу через занавес и оставил ее висеть, как бы говоря: иду я, не иду? «Мое поколение, - говорит Луганский, - отмечено Рихтером и Гилельсом, для которых играть означало переживать и страдать. А Горовиц просто играл с музыкой, как Бог со звездами". В тот день российская публика открыла для себя абсолютную радость игры, воплощенную восьмидесятитрехлетним стариком с невероятным пианистическим потенциалом. 

Кроме двух концертов, Горовиц нашел время навестить дочь Скрябина и с готовностью согласился сыграть на рояле композитора.

Прежде чем вернуться домой, Горовиц проехал через Гамбург, Берлин и Лондон, но прежде всего заехал Японию, где он хотел реабилитироваться и восстановить свою репутацию. Это было достигнуто благодаря трем концертам, состоявшимся 21, 28 июня и 6 июля 1986 года.

Последний сезон

1986-1987 годы должны были стать сезоном его последних публичных выступлений. Белый дом пригласил его 5 октября, затем Бостон, Чикаго, Нью-Йорк дважды (Метрополитен и Карнеги-холл), и снова Европа - Франкфурт, Амстердам, Вена и Гамбург. Было ли совпадением, что последнее публичное выступление мастера состоялось в Гамбурге, городе, в котором шестьдесят лет назад наконец-то начался взлет его карьеры?  Возможно, что так. Жизненный круг был закончен. Он примирился со своим прошлым и предложил себя смерти в добровольном и ликующем порыве полного удовлетворения. 

Его последняя запись была сделана 1 ноября 1989 года, всего за четыре дня до его смерти. В воскресенье 5 ноября 1989 года, Горовиц умер от сердечного приступа. Он был похоронен в миланском Cimitero Monumentale в склепе Тосканини. 

Послесловие

В последние годы он записал Концерт № 23 ля мажор с Карло Мария Джулини и оркестром Ла Скала в Милане. 

На DVD мы видим, как Володя и Ванда говорят по-французски, затем пианист и дирижер самозабвенно слушают дубль, лицо Джулини выражает катарсическое просветление. И тут, нарушая торжественность момента, Горовиц кладет руку на сердце и восклицает: "А где мои деньги?". Джулини сначала опешил, но потом не удержался и улыбнулся клоунскому, испуганному выражению лица пианиста. Он улыбнулся этому великому наивному ребенку, с которым дъявол заключил фаустовский договор, отдав ему все, что необходимо в искусстве, но лишив  элементарного человеческого покоя и счастья…

 

Ну что же, закончив с биографией, мы переходим к Горовицу-музыканту, особенностям его игры и исполнениям. 

 

[Serg53]

Огромное спасибо Штальбург!  

Немного добавлю.  Полная дискография записей Горовиц есть тут : 

Vladimir Horowitz discography - Wikipedia 

И есть такой архив старых записей в интернете Andante . Они выпустили в 2003 году редкие и прекрасно реставрированные записи  1928-1947 годов Горовиц на 4 -х КД.   Но нигде найти их не могу... 

Но вот что нашёл на яндекс музыка ( может это с него записи?) :   Лейбл Andante media на Яндекс Музыке (yandex.ru)

И ещё : 

ИСПОЛНИТЕЛЬ
Vladimir Horowitz
118 003
слушателя за месяц                 Vladimir Horowitz — слушать онлайн бесплатно на Яндекс Музыке в хорошем качестве (yandex.ru)

 

   Там много чего есть из ранних записей!

                

 

      

 

 

[Serg53]

20 минут назад, Serg53 сказал:

Но вот что нашёл на яндекс музыка ( может это с него записи?) 

Прошу прошение - но это похоже не тот ресурс . 

Я о нём прочитал в журнале.  Но найти не могу.  Может кто с ним имел дело ? 

 

А вообще на яндекс-музыка очень много записей Горовиц.  И качество звучания для ранних вполне приемлемо...

[Штальбург]

                                                                       О ФОРТЕПИАННОМ СТИЛЕ И ТЕХНИКЕ ГОРОВИЦА                                                              

                                                                                                                   ЧАСТЬ I

                        

                                                                                                                                   «Горовиц – это лучшее, что могло случиться с фортепиано»

                                                                                                                                                                                                                 Марта Аргерих

Прежде всего, и это самое главное, у Горовица было мгновенно узнаваемое большое звучание. В нем было две составляющих: полнозвучие (так называемое «аль фреско», фрескообразность) – охват всего звукового поля инструмента, который придает построению целостность и грандиозность, и многокрасочность – расщепление звукового комплекса на нюансы, оттенки, усложнение фактуры, нагромождение приемов, то есть растворение мощных звуковых построений. Одна тенденция – центростремительная, а другая – центробежная. Этот постоянный конфликт между полнозвучием и многокрасочностью и есть романтический стиль пианизма в чистом виде, а Горовиц его самый яркий представитель. Звучанию Горовица были свойственны: бесконечная смена цветов и динамики, чистые октавы, обжигающие и интенсивные высокие частоты, а также громоподобные и резонирующие басы. Он создавал большой пронзительный звук, который подчеркивал структурную ясность, четкость артикуляции и демоническую энергетику. 

Октавы и гаммы

С точки зрения техники, Горовиц был одним из самых честных в истории современного пианизма. Своих ослепительных эффектов он добивался исключительно пальцами, редко и очень тонко используя педаль. Атака аккордов была максимально точной, в октавах и аккордах каждая нота у него звучала с одинаковой силой и длительностью, более резких и захватывающих октав невозможно вообразить, точность скачков была уникальной. Октавы Горовица — это не просто октавы. Его гаммы и двойные ноты - не просто гаммы и двойные ноты. Они всегда драматизируют музыку, которую он играет. Они сыграны с безупречной честностью и точностью, со скоростью и громкостью, по сравнению с которыми его соперники кажутся пресными и робкими. Каким бы сложным и трудным ни было произведение, Горовиц исполнял так, чтобы оно звучало легко. 

Оркестровая звучность

Далее, потрясающее фортиссимо – оркестровая звучность, которую мог создать только Горовиц. Его пианистическое искусство прежде всего покоилось на подражании инструментальным эффектам, на колористическом сопоставлении звучаний. На этом же было основано и искусство Листа. В Третьем концерте Рахманинова он перехлестывал оркестр, выдавая кульминацию последней части так, как не удавалось даже самому Рахманинову. Однако при этом всегда оставалось ощущение какого-то резерва, всегда чувствовалась контролируемая интенсивность, не сравнимая ни с каким другим пианистом. Было что-то пугающее в этих миллионах вольт техничности, находящихся под контролем одного человека. Действительно, Хаскил правильно почувствовала, что словно демон пытается вырваться на свободу, но никогда не вырывается. Такого волнения, которое Горовиц создавал у слушателя, не мог вызвать никто. Шоковый эффект был таков, что пораженный слушатель кричит браво или что-то еще, чтобы просто выпустить наружу накопившееся напряжение. Людям была необходима разрядка после такой игры. 

Кантабиле

Отличительная черта фразировки Горовица – это певучеть или кантабильность. Его звук, казалось, вырастал и расцветал со всей полнотой, присущей великому пению. Пианист постоянно возвращался к своему аргументу о том, что фортепиано должно быть "поющим инструментом", и говорил Граффману: "Подражание струнным инструментам и голосу — это единственный способ сделать фортепиано - ударный инструмент - поющим инструментом. Вот почему я не рекомендую Бартока, Стравинского или Копленда, потому что я против использования фортепиано таким образом". Горовиц вспоминал, что идее представлять себе разные инструменты научил его Блуменфельд (который всегда обсуждал это с Антоном Рубинштейном): "Как бы это сыграла скрипка, виолончель или гобой?" - спрашивал он меня. - Не пытайся подражать инструментам, но думай об их красках". Горовиц поделился с Граффманом своими записями Баттистини, прочитал ему длинную лекцию о влиянии Беллини на Шопена, и, по словам Граффмана, "постоянно анализировал, как великий певец произносит тот или иной пассаж. Он говорил о дыхании - растягивании и сокращении фраз - и в каждой фразе, которую он играл очень свободно, была удивительная пластичность". Для Горовица не поющего пианино не могло существоать. Низкий или высокий, шепчущий или грохочущий звук фортепиано должен петь. Хотя этот инструмент меньше всего позволяет это делать.

Динамика

Огромный динамический диапазон маэстро всегда оставался загадкой для пианистов. Один из его учеников – Турини - все же добился расширения динамического диапазона в своей игре благодаря демонстрациям учителя. "Обычно мне не хватало пианиссимо или фортиссимо. Я чувствовал его руку, когда он играл, и в ней было огромное напряжение, но оно ослабевало сразу после того, как он брал ноту. Когда он играл громко, напряжение исходило от его спины и было похоже на "взрыв". Горовиц стоял позади меня, щупал мою спину, когда я играл громкий аккорд, и говорил: "У тебя там недостаточно форте". Затем он брал мои плечи и спину и восклицал: "Да, так лучше! Сила и рычаг идут от ног, живота и веса тела". Электричество, исходящее от Горовица, было феноменальным. "Когда он играл Концерт № 3 Рахманинова с Юджином Орманди в Нью-Йорке, - вспоминает Нельсон Фрейре, - мы были уверены, что, если бы кто-то коснулся его спины, то умер бы от удара током за четверть секунды".

Педаль

Его использование педали - возможно, самый большой секрет, потому что оно практически незаметно в быстрых пассажах. Горовиц может изолировать тембры (которые обычно сливаются вместе при игре любого другого пианиста), и в то же время достигать легато, которое делает каждую мелодическую линию абсолютно плавной. Горовиц невероятно тонко использует педаль, которая приводит деку и струны в резонанс. При этом аккорды никогда не смешиваются, остаются полностью разборчивыми, даже когда он переходит к сфумато. Никогда и никто прежде не слышал, чтобы пианист осмеливался использовать столь значительные пианиссимо, оставаясь при этом таким ясным и разборчивым. Владимир Самуилович использовал две педали с невиданной до него виртуозностью. С помощью правой педали он позволял себе неслыханные гармонические наложения, создавая постоянно меняющиеся цвета, тембр которых он нюансировал с помощью левой педали. 

"Я вижу столько же, сколько слышу"

Однажды Горовиц произнес эту фразу. У Листа есть знаменитое изречение: «Из духа создается техника, а не из механики». О чем оно говорит? О том, что техника рождается из художественного образа. В основе техники лежит умение слышать. Другими словами, она не существует сама по себе, не придумывается просто так, а вырастает из смысла произведения, возникая в процесс творческой работы над данным конкретным сочинением. Можно сказать, что для каждого произведения Горовиц изобретал, свою технику. А если учесть, что вы не найдете у него двух одинаково сыгранных произведений, то число его техник было просто неограниченным. Неповторимая техника Горовица представляет собой восхитительный синтез шопеновского бельканто и оркестровой избыточности листовского фортепиано, и, очевидно, не может быть имитирована другими, потому что она созвучна только его внутреннему способу понимания музыки, его композиторским и импровизаторским способностям. Никто до него так не играл на фортепиано, никто не слышал такой точности рисунка и не был способен на такое молниеносное выражение.

[ishiwata san]

Женя, приехала коробочка. 

Похоже первая в РФ. 

 

[ishiwata san]

[Штальбург]

26 минут назад, ishiwata san сказал:

Женя, приехала коробочка. 

Юра, это - не корбочка. Это – меломанский экстаз, где каждая нота – волшебство. Тебя ждет настоящее музыкальное приключение, с чем я тебя от души поздравляю!

[ishiwata san]

1 час назад, Штальбург сказал:

Юра, это - не корбочка. Это – меломанский экстаз ...

 

Спасибо, Женя !

От себя, не побоюсь сказать пафосно. 

Эта коробочка, действительно Большой подарок всем Меломанам планеты ! 

Просто не нарадуюсь, с какой бережной любовью  воссоздавали каждый диск.

Новый превосходный ремастеринг прямо с аналоговой мастер-ленты. 

 

 

[Serg53]

2 минуты назад, ishiwata san сказал:

Новый превосходный ремастеринг прямо с аналоговой мастер-ленты. 

 

Поздравляю!  Шикарно!  

У меня есть оригинальный двойной винил 1961 года  - на фото из бокса есть таже обложка. Звучит здорово.  И 7-я Брукнера пожалуй лучшее исполнение...

 

 

[ishiwata san]

17 минут назад, Serg53 сказал:

Поздравляю!  Шикарно!  

Спасибо, Сергей ! 

17 минут назад, Serg53 сказал:

на фото из бокса есть таже обложка.

Отдельно подчеркну, сейчас все коллекционные Мега-коробочки CD комплектуются конвертами (мини-винилки) с сохранением оригинальной полиграфией LP.

Что конечно, весьма приятно и без сомненья повышает коллекционную ценность издания. 

[Штальбург]

                                                                                    О ФОРТЕПИАННОМ СТИЛЕ И ТЕХНИКЕ ГОРОВИЦА

                                                                                                               ЧАСТЬ II

 

                                                                                         "Никто не умел заниматься любовью с фортепиано лучше, чем Горовиц"

                                                                                                                                                                                             Марта Аргерих 

                                                                                                                                                                                                               

Положение руки 

Руки Горовица

Когда мы говорим о технике Горовица, то первое, что приходит на ум – это положение руки, игра ровными и вытянутыми пальцами перед собой. Это стало легендой! Действие пальцев на клавишах кажется не механическим, а магнитическим. Пальцы вылетают прямо из пястно-фалангового сустава, как стрелы из арбалета. Он расчесывает клавиатуру, легко царапает ее, скользит по ней с воздушностью клавесиниста, высвобождая молниеносную силу похожую на короткий разряд. Плоские пальцы помогали получить более богатый, округлый, звучный тон, а низкое запястье позволяло добиться ослепительных пассажей. Пальцы ударяют по клавишам «подушечкой», а не острым концом или, что еще хуже, ногтем, ибо только так можно получить «незадушенный» звук, обеспечивая максимальный контакт с клавишей. Все преподаватели фортепиано рекомендуют закруглять пальцы. Бетховен и его ученики делали именно так. Если бы Черни увидел положение руки Горовица, то умер бы второй раз. Но листовская техника была иной. Это подтверждается фотографией Листа, сидящего за фортепиано с совершенно плоскими пальцами и кистью руки. Он касается клавиатуры не кончиками пальцев, а ладонью руки. Лист считал, что закругленные пальцы, которые придают руке стянутость, сообщают игре сухость. 

Стейнвей № 314503

Уникальный звук Горовица был плодом таинственной алхимии. Маэстро всегда путешествовал со своим "Стейнвеем", который был уникально настроен в соответствии с его требованиями. Его легендарный рояль имел очень "легкую", чувствительную клавиатуру, клавиши которой реагировали на малейшее прикосновение и имели очень короткое углубление, что позволяло очень быстро повторять и воспроизводить эффекты отскока. Уэйну Джонсону, профессору музыки, дали шанс поиграть на этом рояле в Америке в 90-х годах. Он отметил как положительные, так и отрицательные стороны. "Оно было чрезвычайно легким, - писал Джонсон. - Фортиссимо можно было исполнить с гораздо меньшей физической силой, чем обычно. Но пианиссимо было проблематичными, потому что его очень легко было «переиграть». Опасность этого рояля (который заставил бы дрожать любого пианиста на концерте) заключалась в том, что он не обеспечивал никакой подстраховки: малейший промах, малейшая потеря концентрации могли привести к настоящей катастрофе. Более того, игра Горовица была очень четкой, и малейшая фальшивая нота могла ее разрушить. 

Быстрые пальцы

Кажется, что пальцы Горовица буквально скачут по клавиатуре, как дикие породистые скакуны. "Его пальцы могли изобразить что угодно, где угодно и когда угодно", - говорит его ученик Фиорилло. Взгляните эту запись вальса-каприса № 6 Листа-Шуберта. В орнаментированной второй вальсовой теме точность и четкость его игры поражают. 

Вы не услышите такого ни у кого! Не поленитесь – приблизительно с 3 минуты и до конца https://www.youtube.com/watch?v=GUUn8hB9Uek

Так откуда же берется дьявольская ловкость Горовица? В этой связи я вспоминаю высказывание одного виртуоза, который однажды высказался по поводу ученика: "Он жалуется, что его пальцы не двигаются быстро. Но это нормально: он же не просит их делать это...! " В этой мысли - вся суть: чтобы пальцы помчались по клавиатуре, наш музыкальный разум должен дать им вначале очень точные задания: как быстро играть пассаж, как интенсивно играть ноты, как нарисовать фразу...У Горовица был феноменальный музыкальный мозг, а отсюда - и быстрота. Скорость и ловкость наших пальцев опосредуются тем, что нейрофизиологи называют нервным импульсом. Мозг посылает информацию о скорости, нюансах и интенсивности, которая передается на кончики пальцев с помощью химических веществ, известных как нейротрансмиттеры. Когда речь идет о передаче энергии кончикам пальцев, очень важен идеальный ритм. Горовиц обладал идеальным ритмическим контролем. Ловкость наших пальцев в первую очередь зависит от того, насколько мы контролируем скорость музыкального потока. Мы достигаем этого контроля, выбирая на слух звуки, приходящиеся на каждый удар. Вы определяете их, ловите, а затем подчиняете постоянной, регулярной скорости. Это называется - "держать темп". Этот слуховой контроль над нотами и ударами имеет решающее значение для развития подвижности и быстроты пальцев. 

Независимые пальцы

Независимость пальцев – это независимость нашего музыкального мышления, способного отличать каждый звук и каждый палец от других. Как говорил Черни: «каждый палец должен иметь собственную душу». Речь идет не о механическом уравнении их в силе, а в выявлении их индивидуальных качеств и выработке звучаний, присущих каждому пальцу. Уравнение не уничтожает, а наоборот, способствует росту индивидуального своеобразия каждого пальца. Очень много об этом говорили Лист и Шопен. Для Листа, каждый палец — актер, который может сыграть с одинаковым успехом ряд ролей. Но количество этих ролей ограничено. У каждого пальца свой репертуар. Пианист должен знать его в совершенстве, потому что именно это знание и способствует развитию исключительной многокрасочности и полифоничности пианизма. У Листа было такое понятие - «инструментовать своими пальцами». Вот именно этой способностью обладал Горовиц в высочайшей степени. Это выражалось в том, что он умел раскрыть в произведении удивительное, никогда не слышанное великолепие красок. С этой независимостью пальцев связана еще одна удивительная особенность техники Горовица. Он держал пятый палец (мизинец) правой руки скрюченным, готовым к удару, как кобра. "Для Третьего концерта Рахманинова нужно иметь сильный мизинец!" - сказал он однажды. «Руки Горовица были необыкновенно красивыми, —заметил его ученик Иван Дэвис. - Пятый палец окружен невероятной мышечной массой". 

Экономичность жеста

https://youtu.be/5xBpx-Tu3j4

Посмотрите, как играет Горовиц сонату Скарлатти K. 380 в Москве. Склонившись над клавиатурой, неподвижный, он смотрит на свои руки с непостижимой сосредоточенностью. Какой урок мы можем извлечь из этого завороженного созерцания?

Обратите внимание - полное отсутствие мимики, откидывание головы, закатывание глаз, движений телом и т.д. Вам не кажется интересным такой парадокс, что самые большие приверженцы романтического стиля игры (стиля бурного, эмоционального), такие как Рубинштейн, Бакхаус, Горовиц, были почти неподвижны за фортепиано. Только концентрация на клавиатуре. Горовиц как плотник смотрит за перемещением своего рубанка. Продумывает каждое движение с максимальной физической экономией, опережая и выхватывая глазами свое следующее физическое действие. Фортепианная техника строится в два этапа: 1. Концепция звука, баланс, который вы ищете для каждой ноты, ритм, гармония и т.д. 2. Способ, которым она достигается, физическое владение правильными жестами (или отсутствием жестов!). Помимо блестящей музыкальности Горовица, у него существовала необычайная экономичность жестов. Ни одного лишнего и ненужного движения. Все, что он хочет достичь, достигает с наименьшими усилиями - ни больше, ни меньше. Максимальная эффективность и экономия! Смотреть на игру Горовица не менее интересно, чем ее слушать. Удовольствие наблюдать как Горовиц использует крошечные жесты вверх-вниз, чтобы контролировать и дозировать каждый звук в этом Скарлатти. Такая точная дозировка веса! Вес, который Горовиц вкладывает в каждую ноту – вот его секрет. Идеальная точность звуковых дозировок с полной экономией жестов.

Концертный зал

Говорят, что свое знаменитое звучание Горовиц давал только в концертном зале. Ни одна запись, даже живая, никогда не передавала его, не говоря уже о студии. Как будто звуковые волны возникали только в присутствии Горовица. Пластинки были неспособны воспроизвести мельчайшие вариации артикуляции, молниеносную динамику, не говоря уже о тысячах красок. Горовиц был необыкновенно внимателен к акустике зала, в котором играл. Он мог часами двигать по сцене рояль, добиваясь наиболее выигрышного его положения. Дело в том, что гений пианиста включает в себя и такую вещь как «игру с акустикой», которая играет столь же важную роль в его интерпретации, что и темп или фразировка. Серия записей, сделанных во время сольных концертов Горовица в Карнеги-холле в 1940-х и 50-х годах, подтверждает эту мысль. Поскольку микрофон расположен на значительном расстоянии от сцены, вы слышите, как великолепно прорабатывает Горовиц детали в контексте акустики концертного зала. Различные акценты и динамические взлеты, которые могут звучать манерно или преувеличенно на многих студийных записях пианиста, внезапно обретают смысл при прослушивании их из зала с позиции зрителя. Пианист всегда говорил, что играть в большом зале – это совсем не тоже самое, что в маленьком учебном классе. Там - свои законы, и Горовиц знал, как играть в таких условиях, как никто другой. Стремясь к звуковому многообразию, маэстро всегда учитывал «оптику сцены». По его мнению, звук должен быть не только «красивым» или «округлым», но и резонирующим, рельефно окрашенным. Надо, чтобы звук был еще отчетливо слышим, воспринимаем на известном расстоянии. Дело при этом не столько в силе звучания, сколько в способности его к резонированию. Именно это резонирующее качество звука позволяет ему проникать через все поры слушателя. 

[Штальбург]

                                                                      О ФОРТЕПИАННОМ СТИЛЕ И ТЕХНИКЕ ГОРОВИЦА

                                                                                            ЧАСТЬ III (И ПОСЛЕДНЯЯ)

                                                                                                            Горовиц - интерпретатор

                                                                                      

Итак, Горовица можно разложить по полочкам, но его нельзя повторить. У Мильштейна была хорошая фраза: "Вы не спорите о красоте Ниагарского водопада, вы благодарите Бога за то, что он его создал". То же самое и с Горовицем". Но он также добавил: "Он всегда пытается что-то сделать с музыкой, вместо того чтобы просто позволить ей случиться". Многие критики считали, что Горовиц хотел лишь поразить публику, поставив фортепиано вверх дном. Что его поразительный инструментальный дар шел вразрез с глубоким пониманием музыки. Что он, как говорил один критик, - «мастер музыкальных искажений», стремящийся играть ярко, быстро и громко. В некоторых кругах Горовица так и не признали великим интерпретатором. 

И сегодня я буду это мнение оспаривать. И в этом тексте я скажу не только о Горовице, но и концепции исполнительского искусства, которое целиком разделяю. 

Да, Горовиц иногда довольно свободно обращался с исполняемым произведением. Но только в тех произведениях, где он считал это возможным. Уверенный в своем знании стиля Листа, он добавлял каденции к рапсодиям и другим произведениям, прекрасно зная, что композитор не стал бы возражать против этого. Конечно, с Бетховеном и Шуманом Горовиц был гораздо осторожнее, и если он вносил какие-то текстовые изменения, то делал это с максимальной осмотрительностью. Например, он видел, как некоторые пассажи Листа плохо ложились на руку, поэтому он ретушировал их, заполняя октавы, переписывая некоторые каденции и добавляя усиления. И он считал все это оправданным в рамках импровизационной традиции Листа. В сущности, и сам Лист постоянно занимался «изъятием» лишних нот, отказывался от вязкости и громоздкости изложения. В этом смысле композитор всегда был на стороне пытливой пианистической мысли, стремящейся к совершенствованию фортепианного стиля, к избавлению от неудобных позиций, к упразднению лишних нот. И именно в этом смысле он разрешал своим ученикам — при игре его сочинений — прибегать к тем или иным фактурным изменениям и преобразованиям. Горовиц нигде не идет против воли композитора! 

А, собственно, почему исполнитель не может, полагаясь на свой гений, сделать произведение композитора более живым, благородным, пианистически более эффектным? Почему интеллектуальный мир горячо приветствует новые постановки Шекспира, Гоголя, Чехова, которые заставляют их звучать свежо и современно, но как только речь заходит о музыке, любая творческая переработка, любое оживление партитуры воспринимается в штыки? Почему то, что мы можем делать с Шекспиром, категорически не можем делать с Бетховеном?  

Сам Лист считал, что исполнитель имеет право выбирать, подчеркивать, затушевывать, упрощать и даже деформировать музыкальный материал, чтобы придать ему большую выразительность. Главное состоит в том, что эти изменения не должны искажать общего духа произведения. Такой подход к интерпретации как раз и предполагает очень бережное отношение к тексту, потому что музыкант стремится раскрыть и углубить именно замысел автора, доработать и конкретизировать его указания, чтобы усилить образность сочинения, передать без искажения индивидуальность автора и его стиль. Как говорил Лист – «не жалкое копирование, а творческое претворение». По мнению Горовица, стандартный репертуар не был священным: "Вы можете улучшить Бетховена и всех остальных", - заявил он однажды в интервью - Я помню, Казальс всегда говорил: "Играйте Бетховена так же, как вы играете Шопена". Всегда. Это только в консерватории учили строгому разделению". 

Владимир Горовиц считал себя романтиком девятнадцатого века: "Я играю свободно, в большом стиле. Я должен выполнить миссию, которая, кроме меня, никого не касается. В этом и заключается моя честность". Вот это - золотые слова! И я поясню, в чем их смысл. Задача и долг исполнителя отдать исполняемому композитору все свои силы, весь свой талант. Он не хочет извращать произведение, но он и не хочет быть механическим педантом. Настоящий исполнитель – не раб композитора, а творец, который не только передает созданное другими, а создает нечто свое, показывая свое отношение к исполняемому. Он стремится в чужом, максимально проявить свое «я». А сущность постного объективизма состоит в обратном: в умерщвлении индивидуальных желаний, в подавлении творческой активности исполнителя. 

Горовиц не признает «правильных», «корректных» исполнений, где все заранее известно, все хорошо выучено, ничто не создается неожиданно, все на месте, «покрыто лаком добродетели» (Лист). Он презирал это. Огонь - один из самых неоспоримых элементов игры Горовица - ослепляет, согревает и просветляет, но и сжигает, пожирает, превращает в пепел. Когда музыкант идет на такой большой риск, он не может быть единодушно принят и не может каждый раз добиваться успеха. Горовиц всегда рисковал, придумывал на ходу звуковые эффекты, иногда использовал ложный акцент или фразировку везде, где, по его мнению, это способно пробудить воображение слушателя. Мне нравится его стремление к риску, его кипучий характер, который осмеливается доводить все до крайности, чтобы сделать музыку еще более захватывающей. От одного простого оборота фразы может захватить дух. Можно сказать, что иногда Горовиц шел по лезвию бритвы, но без этой смелости его самые легендарные интерпретации никогда бы не увидели свет. Опять нужно обратиться к Листу, который говорил, что смысл исполнения - не в школярском или академическом воспроизведении текста, а - во вскрытии «жизненного нерва» произведения. 

Многие говорили, что Горовиц слишко эксплуатирует свою виртуозность, играет слишком бравурно. Во-первых, Горовиц применял свою бравурность только в тех произведениях, которые этого требовали. Когда же он играл мазурки Шопена или "Детские сцены" Шумана, то — это было простотой и певучей линией, не имеющей ничего общего с виртуозностью. И многие современные критики, не выросшие в романтической школе фортепианной игры, не понимали, что, когда Горовиц выводил свой внутренний голос на первый план или доводил крещендо до логической кульминационной точки, то делал это как представитель определенной традиции. Он не был интеллектуальным пианистом. Он не считал печатную ноту священной. Он был полной противоположностью, скажем, Бренделю, который, начав слушать Гофмана и заметив у него отход от нот, плюнул и сказал, что больше никогда не будет его слушать. 

Горовиц знал, что виртуозность – не служанка композитора, а средство выхода за рамки буквы партитуры. Он понимал, что для постижения ее смысла и духа, ему необходимо пройти через этот первый этап: абсолютное владение клавиатурой. Эта виртуозность не была самоцелью, а была непременным условием того, чтобы произведение смогло подняться над нотным текстом, стать осмысленным и эмоциональным. Более того, именно это отличало мастера от всех тех, кто пытался ему подражать: быстрая и громкая игра не была сущностью Горовица. Зачастую, играя произведения с большой виртуозностью, он способствовал распространению легенды о некоторой поверхностности его искусства. Достаточно послушать его записи, чтобы понять, что это не так. Горовиц не всегда стремился поразить публику, так же как красивая женщина не стремится соблазнить мужчину каждый раз, когда идет по улице. Ведь не ее вина, в конце концов, если головы оборачиваются ей вслед, правда?

                                                                                                                                 Послесловие

                                                                     

Морис Равель однажды сказал, что предпочитает исполнителей интерпретаторам. Это был довольно грубый способ сказать музыкантам, что они должны придерживаться написанного текста и не добавлять ничего своего. 

А теперь - сцена № 1. Равель отказался кланяться после того, как Артуро Тосканини слишком быстро продирижировал его «Болеро». «Это не мое сочинение», - резко сказал он ему после концерта. «Если я сыграю его медленнее, то это не даст никакого эффекта", - ответил маэстро. «Тогда не играйте его», - ледяным тоном заключил композитор. 

Сцена № 2. Когда молодой Владимир Горовиц играл Jeux d'eau для Равеля, тот сказал ему: «Вы играете это как Лист. Совсем не так, как обычно играют в Париже. Но вы, наверное, правы». Морису Равелю нравилось в игре Горовица то, что она позволила ему открыть свое произведение так, как он и представить себе не мог. Произведение взлетело, освободилось от правил, установленных его создателем, стало взрослым, свободным, ответственным за свою судьбу. Что ему не понравилось в интерпретации Тосканини? Наверное, то, что отчим занял место родного отца. Дирижер навязал произведению другие правила, замаскировав его, генетически модифицировав и, в конце концов, заключив в тюрьму чуждой ему логики. А Горовиц, напротив, позволил произведению свободно летать в других широтах. И он оказался прав.

 

[Serg53]

3 часа назад, Штальбург сказал:

И сегодня я буду это мнение оспаривать. И в этом тексте я скажу не только о Горовице, но и концепции исполнительского искусства, которое целиком разделяю. 

И это мнение во многом разделяет и это великий дирижёр!  

Вильгельм Фуртвенглер

Интерпретация: Судьбоносный вопрос музыки

http://photo.picart.ru/portret/portret_Wilhelm-Furtwangler.jpgВильгельм Фуртвенглер
Интерпретация: Судьбоносный вопрос музыки
Interpretation — eine musikalische Schicksalsfrage
1934    

Статья полностью:   Фото ПикАрт. Вильгельм Фуртвенглер. Интерпретация: Судьбоносный вопрос музыки (picart.ru) 

 

[Драйвер]

Классная тема!

Читаю с удовольствием !

Спасибо!!

[Штальбург]

                                                                                         ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ЛУЧШИМ ИСПОЛНЕНИЯМ

Часть I. Транскрипции, концерты и камерная музыка

 ТРАНСКРИПЦИИ 

Виртуоз был известен своими удивительными транскрипциями. Практически каждый великий пианист до второй половины 20-го века имели свои фирменные произведения, без которых не обходился ни один концерт. Горовиц утверждал, что наследует уважаемую и общепринятую традицию XIX века - адаптацию оркестровых произведений и опер для фортепиано. Именно в транскрипциях он расширяел возможности фортепиано до предела. Первой транскрипцией Горовица была знаменитая «Кармен», написанная в 1923 году, неоднократно пересматривавшаяся в течение многих лет и записанная трижды - в 1928, 1947 и 1968 годах. Следующих транскрипций не было до 1941 года, года была создана "Danse Macabre" Сен-Санса-Листа. Однако в течение последующих одиннадцати лет последовал настоящий шквал: "Военный марш" Шуберта-Таузига - в 1942 году; "Звезды и полосы" Соузы - в 1945 году; "Свадебный марш" Мендельсона-Листа - в 1946 году; "Картинки с выставки" Мусоргского. Из транскрипций я бы выделил две. 

Венгерская рапсодия № 2 Листа. Описывая это переложение, Горовиц сказал критику Ирвингу Колодину: "Никаких изменений в гармонии, все темы оригинальные, но посмотрите, что я здесь делаю", - и продолжил играть одну тему в басу, другую - большими пальцами левой и правой рук, а в верхних октавах звучала третья тема. "Весело, нет?" - спросил он. "Весело, да!" - ответил ошарашенный Колодин. Впоследствии Горовиц заявил, что его разработка Венгерской рапсодии № 2 Листа была "одним из самых трудных произведений, которые я когда-либо играл". Это - поистине феноменальная траснкрипция. На одном из мастер-классов во Франции, Лазарь Берман назвал ее одним из самых захватывающих моментов в истории фортепиано.

https://www.youtube.com/watch?v=Uk43RXHiOnI

«Картинки с выставки» Мусоргского. Работая с оригинальным изданием произведения, а также с оркестровкой Мориса Равеля 1922 года, Горовиц не был озабочен исключительно демонстрацией собственной виртуозности. Скорее, он считал, что Мусоргский недостаточно хорошо понимал возможности фортепиано и что его неуклюжий клавирный почерк можно улучшить без ущерба для замысла композитора. "Фортепиано должно звучать идиоматично, а Мусоргский не был пианистом", - рассуждал Горовиц. "Поэтому я решил, чтобы сделать пьесу более экстравертной, удвоить октавы. Но я почти ничего не изменил в музыке, только звук". Помимо удвоений, Горовиц вставил эффектные ритмические рисунки вместо неинтересных тремоло Мусоргского, сохранив при этом прежние гармонии. Лишь в одном месте Горовиц серьезно изменил музыку. В последних тактах "Богатырских ворот" он дополнил музыку Мусоргского мотивом звона колоколов. То, что две руки могут управлять таким количеством нот, кажется малоправдоподобным. Сам Горовиц был весьма доволен. Почти три десятилетия спустя он скажет: «Этой транскрипцией я горжусь. Изменение произведения требовало смелости, потому что пианист очень открыт для критики, когда исправляет признанного мастера. Но я сделал хорошую работу и очень хорошо сыграл».

Богатырские ворота из «Картинок»

https://www.youtube.com/watch?v=JriINarUFOU

2. КОНЦЕРТЫ С ОРКЕСТРОМ

Первый концерт Чайковского. Это – конек. Если я еще и слушаю этот концерт, то только с Горовицем. Играл пианист его довльно много. Золотым стандартом называют называют концерт с Тосканини 1943 года. Но я все же очень рекомендую два других исполнения - запись 1948 года в Карнеге-холле с Бруно Вальтером и NYPO. Она – на мой взгляд, наиболее поэтичная. 

А вторая – запись 1953 года с Селлом. Это был «Серебряный юбилей» по случаю 25-летия дебюта Горовица в Америке. Вначале он хотел записываться с Митропулосом, но тот заболел. И Джордж Селл его заменил в тот исторический вечер, который, к счастью, сохранился на диске в удивительно воздушном звучании. Это действительно лучший Горовиц, которого можно услышать: ураганная мощь и размах, нервная и напряженная игра, но без агрессии, и с лиризмом. Кстати, эта запись в 1953 году не была выпущена из-за контрактных проблем. 

Третий Рахманинова. Это – визитная карточка. Горовиц его записывал, если не ошибаюсь, пять раз. Тут тоже выбор не простой. Для многих непревзойденным является его исполнение с Альбертом Коутсом и ЛСО в 1930 году. Но я послушал еще раз все доступные, и выделю два, на мой взгляд, - непревзойденных и одно – самое неоднозначное.

Первое исполнение – это концертная запись с Барбироли и Нью-Йоркским филармоническим оркестром 1941 года (издано на APR). Этот вечер был для Горовица особым, поскольку в зале присутствовал сам Рахманинов.Так что, слушая эту запись, вы будете находится в зале вместе с композитором. 

И второе исполнение 1951 года – с Фрицем Райнером. 

Это – лучшие Третьи Горовица. А если про неоднозначное, то это будет концерт с Орманди 1978 года. До этого Горовиц не играл с оркестром 25 лет, с момента серебряного юбилея. Владимир хорошо знал Орманди, восхищался им и доверял ему. Пианист готовился к этому концерту как к Олимпиаде. Он вспоминал: «Я сыграл на фортепиано все великие романтические русские оперы: "Садко", "Мазепа", "Снегурочка", "Иоланта", "Пиковая дама". Я должен был снова почувствовать правильный настрой. Я должен был петь". На первой репетиции с Орманди и Филармоническим оркестром в Карнеги-холле Горовиц гордился тем, что изучил не только фортепианную, но и каждую инструментальную партию Концерта. «Я должен был почувствовать композитора, всё произведение, а не только сольную партию». Орманди оказался прекрасным аккомпаниатором, во всем уступая интерпретации Горовица, хотя пианист порой допускал огромные вольности в партитуре. Владимиру очень хотелось доказать публике, а возможно, и самому себе, что он все еще может играть как молодой человек, способен превзойти свои легендарные записи 1930 и 1951 годов. Это было состязание с самим собой. Исполнение вызвало неоднозначную реакцию. Оркестру было трудно следовать за Горовицем, но страсть и драматизм произведения остались нетронутыми благодаря уникальной звучности Горовица и его драйву, который не смогли скомпрометировать даже нервы и дрожащие пальцы. Две предыдущие записи этого произведения Горовица были чистыми, со слаженной фразировкой и четко выдержанным ритмом. Спорное исполнение 1978 года было гораздо свободнее в метрическом рисунке, богаче в гармонической фактуре, с большим акцентом на внутренних голосах и гораздо более разнообразной динамикой. Тем не менее, во многих местах торжественная манера Горовица выглядела излишне манерной, несколько гротескной пародией на известные «горовицизмы». Мильштейн просто назвал исполнение «плохим». Критики жаловались, что Горовиц переносит акценты, несется своим чередом, а оркестр старается не отставать и не мешать ему. Однако, несмотря на это, пластинку ждал феноменальный коммерческий успех. Мне запись очень нравится. Мне кажется, что она получилась удивительно современной. Возможно, из-за ощущения ее фрагментарности, которая идет от недостаточной скоординированности оркестра и солиста. Не знаю. Многим больше нравится запись с Зубином Метой в том же, 1978 году, а мне – эта. Но больше всего, пожалуй, на сегодняшний день- с Барбироли. 

Бетховен Пятый «Императорский»

Здесь колебаний не было - исполнение Концерта № 5 Бетховена с Фрицем Райнером (апрель 1952 года). Это была встреча на высшем уровне  двух самых популярных исполнителей своего времени ради одного из самых важных концертов в репертуаре. RCA и Горовиц определенно хотели оставить свой след в этом крупном произведении, несмотря на то, что Фуртвенглер и Эдвин Фишер только что записали его интерпретацию, которая была воспринята как неприступный эталон по другую сторону Атлантики (февраль 1951 года, EMI). Было ли это желанием соперничать со "старушкой Европой" и ее видением традиции? Или, что более прозаично, погоня за коммерческим успехом? Концерт исполнен в великолепном стиле: стройность, без романтического пафоса, даже временами жестокость, которая показывает "темную" (dark side) сторону Бетховена. Очень интересная и яркая запись. 

Брамс Фортепианный концерт 2.

Горовиц играл Второй концерт и с Тосканини, и с Вальтером. С Тосканини – несколько раз. Но лучшая - живая запись 1948 года с NBC Симфоническим оркестром и Тосканини. Ликующая, романтическая, изящно и щедро сливающаяся с оркестровой фактурой. Издано в ремастированном виде опять-таки лейблом APR.

КАМЕРНАЯ МУЗЫКА

Камерную музыку Горовиц исполнял очень мало. Разве что сонату Брамса с Мильштейном. Но одну камерную запись нужно обязательно послушать, потому что она гениальна. Речь идет об исполнении Анданте из Виолончельной сонаты Рахманинова вместе с Ростроповичем. А дело было так. В 1976 году Исаак Стерн и Блум решили организовать гала-концерт в честь 85-летия Карнеги-холла, доходы от которого помогли бы создать Национальный фонд Карнеги-холла объемом 6,5 млн. долларов. Блуму и Стерну удалось убедить многих самых известных музыкантов того времени принять участие в концерте. Среди них - Леонард Бернстайн, Дитрих Фишер-Дискау, Иегуди Менухин, Мстислав Ростропович, Мартина Арройо. В этом концерте не должно было быть сольных партий, он был задуман скорее, как ансамблевый: музыканты исполняют сонату, цикл песен и трио. Все артисты должны были предоставить свои услуги безвозмездно. Горовиц тоже согласился сыграть со Стреном и Ростроповичем трио Чайковского, хотя он в камерном ансамбле не играл с 1930 года. Они провели репетицию, но на следующий день Мартина Арройо позвонила Стерну и сообщила, что во время исполнения "Аиды" в Далласе она повредила спину и не сможет участвовать в концерте. Поэтому вместо нее Стерн спросил Горовица и Ростроповича, можно ли подготовить вторую часть Рахманинова, проведя только одну дневную репетицию в день выступления. Оба ответили утвердительно.

Горовиц прибыл в Карнеги-холл и был заметно напряжен, поскольку не любил выступать по ночам и давно не играл камерную музыку. Но под влиянием экспансивной личности Ростроповича, Владимир постепенно расслабился и начал получать удовольствие от репетиции. "Горовиц нашел в Ростроповиче русского брата", - вспоминает Блум. "Их русское наследие и взаимное уважение установили взаимопонимание, которое отразилось в самом трогательном и технически отточенном исполнении вечера". По поводу их Рахманинова, журнал Rolling Stone позже заметил, что "два сына матушки-России вели такой нежный, такой любящий и такой русский разговор, что только Набоков мог бы описать горькую сладость воспоминаний, которые, должно быть, проносились в их головах". По окончании выступления Ростропович обнял Горовица, и оба покинули сцену в экстазе, почти со слезами на глазах.

https://www.youtube.com/watch?v=UcfkyW_uVBQ

(ссылка работает только через VPN)

 

[Штальбург]

ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ЛУЧШИМ ИСПОЛНЕНИЯМ

ЧАСТЬ 2. СОЛЬНЫЙ РЕПЕРТУАР

 

Его личный репертуар был огромным. Дома Горовиц переиграл абсолютно все. Он играл все 32 сонаты Бетховена, все фортепианные произведения Форе, Равеля и т.д. Если бы искал легких путей, то вполне мог бы играть Шопена, Листа и Шумана, только на этом сделав всю свою карьеру. Каждый сезон он включает в свои сольные программы редкие и современные произведения. Скарлатти, Клементи, Форе, Скрябин, Медтнер. Среди его современников - Дебюсси, Равель, Стравинский, Шимановский, Пуленк и Прокофьев. Были также Кабалевский, Барбер, Мошковский и даже совсем малоизвестный Желобинский, чьи Шесть куртуазных этюдов op. 19 Горовиц играл на своих концертах в начале 1941 года. Фортепианный Рахманинов был сыгран практически весь. Почитатели пианиста все бы отдали, чтобы послушать запись его "Бури" Листа и "Скарбо" Равеля, в которых его гений, должно быть, творил чудеса. Знаменитый скрипач Йозеф Сигети говорил, что "Скарбо" было одним из самых необычных музыкальных впечатлений в его жизни. И то, что Горовиц не записал «Гаспара» — это огромная утрата. А если бы он записал все сонаты Бетховена!...

Охватить в обзоре весь репертуар невозможно и не нужно. Я обращусь только к тому, что особенно «близко и дорого». 

Лист 

Конечно, прежде всего, необходимо отметить листовскую сонату, записанную в 1932 году в Лондоне. Ослепительная, грандиозная и созерцательная. Космо-теллургическая мощь и безграничная звуковая фанатзия. Она сделана в то время, когда считалась непонятной и неиграбельной. Все опять же здорово отреставрировано на лейбле APR. Замечательный диск. 

Liszt Sonata Funeralles Chopin Scherzo 4 Etudes APR 5516

Вообще, что касается ранних записей, то очень рекомендую APR -ский же двойник - APR 5517. Там тоже есть соната, но и очень много чего другого.

Шопен

Исполнений Шопена было огромное множество. Некоторые произведения исполнялись десятки раз. И мазурки, и этюды, и прелюдии, и ноктюрны, и полонезы – все сыграно превосходно. Что я бы хотел выделить как самое, самое дорогое и любимое?

Баллада № 1 соль минор (произведение, которое он хотел записать много раз, чтобы продемонстрировать эволюцию своей интерпретации с годами). Если, как однажды заметил Баренбойм, Рубинштейн нашел в Шопене позвоночник, Корто - опиум, то Горовиц, несомненно, нашел дьявольщину.

Скерцо № 1. Лучшее исполнение скерцо, которое слышал. Иногда его Шопен может показаться тяжеловатым, не столько по тону, сколько по концепции. Но потом вы слушаете мазурки и думаете, что никто другой не играл их так же красиво.

Баркарола – наиболее лирический Горовиц, которого можно услышать. Лучше всего - живое исполнение 26 ноября 1967 года в Карнеге-холл. Но слушать можно любую версию. 

Баллада № 4. 

Пианист, как всегда, берет на себя все вольности на своем легендарном "Стейнвее", клавиатура которого обладает легкостью пера и чистотой хрусталя. Что бы подумал Шопен, если бы Горовиц играл ему его сочинения? Хотя окружение композитора затаило бы дыхание, ожидая увидеть, как он топнет ногой, побелеет от гнева, задохнется от возмущения и отправит наглеца обратно к его любимым занятиям, я думаю, что, к всеобщему удивлению, он бы аплодировал ему с улыбкой. Или бы сказал, как Равель, а «наверное, вы правы»... 

Почти все, что я упомянул, есть в замечательном двойном диске RCA - Vladimir Horowitz The Indispensable RCA 74321, 1999.  

Шуман

Горовиц исследует мир композитора, известного своей измученной психологией и биполярностью между мечтателем Эусебием и страстным Флорестаном... Взаимная близость между амбивалентностями Горовица и немецкого композитора кажется довольно очевидной и может объяснить растущий интерес пианиста к этой чрезвычайно беспокойной и сложной музыке. Юмореска, Токката, Цветочная пьеса и, позднее, Соната фа минор стали основными в его репертуаре. Он превосходно играл «Пестрые листки» и «Карнавал», но так их и не записал. В поздний период своего творчества Горовиц играл Сонату № 3, известную как "Концерт без оркестра", а также (что очень интересно) «Ночные пьесы» op. 23 и «Пьесы-фантазии» op. 111. Колеблясь между светом и тенью, эти шумановские страницы являются настоящим зеркалом души пианиста. Как и "Грёзы" из "Детских сцен" - вечный бис, который, в отличие от вспышек и фейерверков, которых ждала от него публика, показал его другую сторону - полную нежности, мечтаний и безмятежности.

Но самое мое любимое в репертуаре Шумана – это Крейслериана. Он записал ее дважды – на CBS и DG. Наверное, это сочинение – одно из самых бесспорных успехов в дискографии Горовица. Сочинение, как мы знаем, очень сложное: это - собрание пьес с такими разными характерами и контрастными настроениями, напоминающее лоскутное полотно без связности и единства. Альфред Корто, Ив Нат и многие другие оставили свой след в абсолютном шедевре Шумана своими фантасмагорическими, красочными, мрачными и мощными интерпретациями. Горовиц находит совершенно неожиданный путь: ограничив использование педали до минимума, он «играет» со структурой произведения, выявляя ее внутреннюю логику, препарируя словно скальпелем. Кошачья виртуозность, далекая от бодрящего романтизма, приближает Горовица скорее к элегантности танцора, нежели певца. Возникает множество видений, которые беспрецендентной силой воображения оживляют этот грандиозный калейдоскоп. Получилось глубоко личное, мрачное, интроспективное, неповторимое прочтение. 

Скарлатти

Сонаты Скарлатти, дюжина в 1964 году - неприкосновенный запас и настоящее сокровище. Скарлатти требует алмазного наконечника деликатности, чтобы передать калейдоскопическую цветность композитора. В чем важность этих исполнений? Они – превосходный ответ тем, кто ратует за исторический аутентизм, считает, что фортепиано не способно передать подлинный характер и блеск клавесина. Только ни один клавесинист не превзошел Горовица в его остроумных и искрометных исполнениях этих пьес. Моя любимая соната - Соната соль мажор K260. Послушайте, как Горовиц переходит в ней от безудержного ликования к мрачноватой меланхолии. По-сути, в этих безупречных исполнениях Горовиц примирил пианистов и клавесинистов. 

Скрябин

Три ремастированных диска, которые показывают, насколько Горовиц был увлечен творчеством Скрябина. Прежде всего, его фортепианным творчеством (он резко отзывался об оркестровых сочинениях композитора). Как обычно, Горовиц играл номера из циклов Скрябина (прелюдии, поэмы, этюды), начиная с первого периода и заканчивая последним. Только сонаты №№ 3, 5, 9 и № 10 были записаны. Его игра имеет много общего с игрой Софроницкого. Чудо!

Форе

Должно же быть что-то неожиданное... Горовиц очень любил французскую музыку, играя Дебюсси, Равеля и Пуленка в 1920-х и 1930-х годах. В середине 1970-х годов неожиданная встреча подарила нам две маленькие жемчужины из его дискографии. Друг, Пьер Возлинский, говорил с ним о молодом поколении французских пианистов и особенно выделил Жана-Филиппа Коллара. В свои почти тридцать лет Жан-Филипп Коллар уже имел прекрасную карьеру и дискографию с программами, включающими Рахманинова. Но, к большому удивлению Горовица, Коллар также записал "Баркаролы" Форе. Маэстро был поражен тем, что музыкант переключился с Форе на Рахманинова. Через Возлинского, Коллар получил приглашение приехать на встречу с Горовицем в Нью-Йорк, если представится такая возможность. Очень скоро сольный концерт по другую сторону Атлантики позволил Коллару осуществить свою детскую мечту. С самого начала между двумя пианистами завязалась глубокая, взаимная и искренняя дружба, которая продлилась до самой смерти Горовица. На первой встрече Горовиц играл Коллару именно Форе. Скорее всего, именно в результате бесед с французом, осенью 1977 года Горовиц решил записать Экспромт № 5 и Ноктюрн № 13 Форе в качестве дополнения к своему новому прочтению сонаты Листа. Это сочетание может показаться странным, но результат - крупное достижение в дискографии Горовица, которое заставляет нас сожалеть о том, что он не пошел по этому пути дальше.

Любимый Горовиц – поздний Горовиц!

ПОСЛЕДНИЕ ЗАПИСИ

Complete Recordings of DG, 2010

Записи, сделанные для Deutsche Grammophon, начиная с 1985 года, с самыми откровенными, сценическими и певучими сонатами Моцарта, которые только можно себе представить, и несколькими разрозненными произведениями Шопена, Шуберта, Скрябина и Рахманинова. В феврале и марте 1986 года Горовиц отправился в студии звукозаписи, чтобы записать четыре новых произведения, в центре которых была музыка Шуберта: его последняя соната, «Музыкальный момент» op. 94 № 3 и две транскрипции Листа ("Ständchen" и шестой вальс-каприс из "Венских вечеров"). Последняя соната Шуберта очень плохо «шла» у Горовица. Ее плохо приняли на концерте в 1953 году. Потом он сделал студийную запись, и был недоволен результатом. Наконец, в 1991 году DG решила все же опубликовать ее. Можно было бы ожидать, что старый пианист смягчится, позволит этим мечтательным фразам - знаменитым "божественным длительностям" Шуберта - петь со старческой меланхолией. Черта с два: Горовиц весь светится, солнечный и ликующий, его меланхолия уступает место радости и озорству.

Моцарт - еще один великий композитор, который присутствует в репертуаре последнего Горовица. И, совершенно неожиданно, именно его Концерт № 23 ля мажор он выбрал для своего возвращения к жанру концерта. Дирижирует Карло Мария Джулини. Встреча столь же успешна, сколь и неожиданна. Этот человек-дьявол демонстрирует такую свежую фортепианную игру и такую виртуозную легкость, что трудно поверить, что ему было восемьдесят четыре года, когда проходили эти сессии записи (март 1987 года). Помимо этого концерта, Горовиц играет некоторые сольные произведения зальцбургского композитора: Сонату си-бемоль мажор К. 281, Сонату до мажор К. 330, Сонату си-бемоль мажор К. 333, а также более редкие Рондо К. 485 и 511 и Адажио си минор К. 540 - миниатюры, входящие в число великих зрелых шедевров Моцарта, которые Горовиц исполняет с поразительной искренностью и естественностью. Скажу так, исполнения Моцарта поздним Горовицем – это настоящее откровение. Я слушаю их с замиранием сердца. 

Return to Chicago 2CD, 1986

26 октября 1986 года Горовиц дал один из своих последних сольных концертов. Событие произошло в Чикаго впервые. Две сонаты Скарлатти, Моцарта и Скрябина, "Арабеска" Шумана, две пьесы Листа, мазурка и скерцо Шопена плюс несколько пьес на бис... Пианист прощается прощается с нами. Издатель добавляет два очень интересных интервью.

Концерт в Гамбурге, 1987

Это неотредактированный и глубоко трогательный документ. Конечно, в программе нет ничего нового по сравнению с последними записями, выпущенными DG, за исключением мазурки Шопена си минор op. 33 № 4. Горовиц превращает ее в легендарный эпос с леденящими душу резонансами. Что касается остального, то с Горовицем никогда не бывает дублирования, потому что он изобретает все в момент исполнения. Одного Вальса-каприса (Шуберт-Лист) из гамбургского концерта достаточно, чтобы признать Горовица одним из величайших фокусников всех времен. Сонату Моцарта K333 (его последнюю любовь) нужно беречь. Это – настоящий сон. Кажется, что вы видите балерину, как по волшебству, парящую в воздухе. Свежесть взгляда Моцарта сливается с пальцами Горовица. Невозможно слушать без слез. В "Детских сценах" Шумана видно, что пианист до последнего вздоха остается колоссальным исполнителем. Пальцы играют, скачут, плачут, изумляются...

Последняя запись

По какой-то причине последняя запись Горовица будет выпущена не DG, а Sony. Именно этой фирме, за несколько дней до смерти, Горовиц доверил одну из своих самых совершенных и потрясающих записей в великолепном качестве, которая звучит очень похоже на те, что он делал в 30-е годы. Последний диск - настоящее сокровище. Если бы мне сказали взять на необитаемый остров одну пластинку Горовица, то не задумываясь взял бы эту. На самом деле, при прослушивании "вслепую" совершенно невозможно определить, что это восьмидесятишестилетний пианист. Нет ни намека на усталость или обреченность. Все еще полный энергии молодого человека, Горовиц открывает страницы, которые являются абсолютными новинками в его дискографии. Это его любимый Гайдн – превосходная Соната ми-бемоль мажор Hob. XVI: 49. Далее, Шопен Мазурка до минор op. 56 № 3, которая была ранее записана в 1965 году, но пленки были отвергнуты артистом. Ноктюрны op. 55 № 2 и op. 62 № 1, напротив, стали для него настоящими премьерами, как и Этюды № 1 и № 5. Более неожиданными и, конечно же, более показательными являются две последние пьесы альбома: прелюдия Листа "Weinen, Klagen, Sorgen, Zagen" и "Смерть Изольды" из оперы Вагнера "Тристан и Изольда" в собственной версии транскрипции Листа. Изумительный альбом, выпущенный и на виниле. Скачайте, купите, украдите, убейте ради него. 

[Штальбург]

МЕГАБОКСЫ

Complete Original Jacket Collection, 70 CD, Sony

Это – мечта. Самое полное собрание. И раньше было не купить, а сейчас - и подавно. 

The Complete Masterworks Recordings 1962-1973 Sony, 13 CD

 

Live at Carnegie Hall, 41 CD и DVD

Семь ранее не издававшихся сольных концертов, записанных в Карнеги-холле между 1943 и 1978 годами. Этот роскошный бокс-сет представляет их во всей полноте, воссоздавая особую атмосферу. Следует также упомянуть концерт возвращения в 1965 году и 8 января 1978 года, отмечающий полвека музыки, с Третим Концертом Рахманинова. Также - ранее не издававшиеся записи и DVD с его выступлением по телевидению 22 сентября 1968 года. Великий классический и романтический репертуар с произведениями Клементи, Кабалевского, Барбера. Собственные транскрипции Горовица.

The Unreleased Live Recordings 1966-1983, 50 CD, Sony Classical, 2016

Собранее этих ранее не издававшихся концертных записей в этом великолепном коробочном комплекте просто ошеломляет. В это коллекционное издание на 50 CD вошли 13 программ, записанных во время 25 сольных концертов в 14 различных концертных залах США. Несколько отрывков из этих концертных записей ранее были выпущены в виде альбомов, удостоенных наград, но подавляющее большинство оставалось нетронутым и неизданным. Представлено в самом современном мастеринге 24 бит / 96 кГц. Качество звукозаписи поражает. 13 программ имеет большое количество повторений одних и тех же произведений. Здесь много Грез Шумана (15 раз), Сонаты № 2 Рахманинова (11 раз), Баркароллы Шопена (7 раз) и т.д. Великолепная книга, иллюстрированная замечательными фотографиями.

 

Ну а теперь уже точно – всё!

Закончен портрет этой неуловимой мифологической фигуры – Короля пианистов. 

Чародей, иллюзионист и алхимик фортепиано играл как никто другой. И то, чего он добился, невозможно было бы повторить даже ему самому.

 

[narrator]

Потрясающий сериал! Спасибо.

[Штальбург]

2 минуты назад, narrator сказал:

Потрясающий сериал! Спасибо.

Даже как-то стало грустно, что закончился... Спасибо Вам! 

[Serg53]

Только что, Штальбург сказал:

Даже как-то стало грустно, что закончился...

Многим  грустно...

Но может теперь не только про пианистов так интересно писать будете ? Вы ведь говорили что из темы " Классическая музыка " не на всегда уходите...

Многие будут очень рады возвращению и туда !